— Если ты будешь рядом, то иной охраны мне и не нужно.
— Ты на меня слишком полагаешься.
— Как же иначе? — подняла брови Армиэль. — Ведь ты даже императора спас, разве нет?
Сафир взглянул ей в глаза, пытаясь понять, всерьёз ли она говорит, но не смог определить, а спрашивать не хотелось.
— Это была случайность, — сказал он.
— Ладно, не бойся, — Армиэль с улыбкой пожала ему ладонь. — Разумеется, я позволю тебе нанять каких-нибудь головорезов, чтобы защищать меня от всех и вся!
Сафир поцеловал её, и они пошли дальше, наслаждаясь утром и обществом друг друга.
Глава 48
Чтобы городская беднота не так сильно ощущала собственное ничтожество, отец ныне царствующего императора Камаэля велел построить Цирк — арену, где устраивались различные состязания. Вокруг неё амфитеатром располагались деревянные скамьи, только первые два ряда были сложены из камня и предназначались для вельмож.
Вход был бесплатным, а в Тальбоне проживали почти сто тысяч человек, поэтому Цирк мог вместить далеко не всех. Так что места занимали затемно, за несколько часов до начала представления. Это, конечно, не касалось вельмож, за которыми были закреплены первые ряды.
В первый день недели, амаргол, на который было назначено торжественное празднование установления мира в империи (имелось в виду подавление бунта в Лиам-Сабейской провинции), Цирк, освещенный косыми лучами восходящего солнца, выглядел особенно внушительно: трибуны, ложи и скамьи заполнила толпа, состоявшая из празднично одетых горожан всех сословий: аристократы и богачи, занимавшие первые ряды амфитеатра, щеголяли в длинных белых тогах и коротких разноцветных туниках, женщины — в платьях и головных уборах. Некоторые из них были настолько фантастическими, что в них трудно было разглядеть владелицу. Простой же люд просто достал из сундуков и кладок то, что было получше и почище. Женщины украсили себя медными и бронзовыми бусами, браслетами и серьгами. Трибуны пестрели и колыхались, как ожившее поле цветов.
Большинство аристократов уже заняли свои места, простые же горожане заполнили Цирк ещё до рассвета. Все с нетерпением ожидали появления в Золотой Ложе императора Камаэля и высших сановников. Первый советник Ормак Квай-Джестра должен был объявить начало состязаний.
Гости Тальбона, впервые попавшие на представление, с интересом рассматривали Цирк.
Посредине арены стояла каменная стена, по краям которой возвышались две стройные башни. Их украшали мраморные статуи великих воинов Урдисабана, обелиски с именами богов и посвящённые им маленькие храмы, блестевшие круглыми куполами и тонкими, как иглы, шпилями. С двух сторон виднелись две подставки на витых колоннах. На одной из них сверкали семь бронзовых грифонов, на другой — такое же количество бронзовых лошадей. Вокруг этой конструкции проходил путь колесниц, ограниченный каменным бордюром.
Солнце, приближаясь к зениту, начало припекать. Редкие облака теснились у горизонта, над ареной же небо было чистым.
Сафир и Нармин сопровождали императора Камаэля и посла Казантара, шествовавших по тёмным гулким коридорам Цирка. Процессия, состоявшая из советников и телохранителей, направлялась к Золотой Ложе.
Снаружи доносился гул голосов — словно волны накатывали на могучий утёс.
Когда процессия поднялась по широкой каменной лестнице, слуги отдёрнули тяжёлые портьеры, и яркий свет на мгновение ослепил Сафира.
Император Камаэль подошёл к перилам балкона и поднял руки, приветствуя зрителей. Трибуны взорвались восторгом и взлетевшими в воздух шляпами и шарфами.
Когда рукоплескания смолкли, Ормак бросил вниз белый платок. Как только он коснулся песка, двери конюшен распахнулись, и разноцветные колесницы вылетели на арену.
Колесничий в красном сразу же вырвался на два корпуса вперед и погнал лошадей, нещадно охаживая кнутом.
Колесницы помчались вокруг центрального сооружения арены, борясь за первенство и поднимая тучи пыли. До зрителей доносились ржание лошадей, стук колёс и звон упряжи, самих же соревнующихся иногда просто не было видно. Когда первый круг был пройден, два служителя в длинных белых одеждах важно прошествовали по песку и сняли с подставки одного грифона и одну бронзовую лошадь.
Красный колесничий продолжал лидировать и во втором, и в третьем круге. Покрытый слоем песка и пыли, со вздувшимся венами и мускулами, блестящими от пота, он летел, сжимая в руках вожжи. Зрители на трибунах стоя приветствовали его, немилосердно отбивая ладони в аплодисментах и оглашая арену громкими возгласами.