Что мы должны сказать о "мусульманине", иностранце или иммигранте - о тех, кто продолжает, выходя за все разумные пределы, создавать образы, которые мало-помалу связываются друг с другом по ассоциации? То, что эти образы не совпадают с реальностью, не имеет особого значения. Первичные фантазии не знают ни сомнений, ни неопределенности. Как утверждал Фрейд, масса "возбуждается только неумеренными стимулами". Тот, кто стремится ее завести, не нуждается в логическом обосновании своих аргументов, но должен рисовать самые сильные образы, преувеличивать и повторять одно и то же снова и снова".
Нынешняя эпоха отмечена триумфом массовой морали. Временные психические режимы довели до максимального обострения экзальтацию аффективности и, как это ни парадоксально, в наш технотронный и цифровой век, стремление к мифологии и даже жажду тайн. Все большее распространение алгоритмического разума, который, как мы знаем, служит важнейшей основой для финансиализации экономики, идет рука об руку с ростом мифорелигиозных рассуждений. Ревностная вера больше не считается противоположностью рациональному знанию. Напротив, одно служит опорой для другого, и оба поставлены на службу висцеральному опыту, одной из вершин которого является "общение мучеников". Убеждения и частная уверенность, обретенные в конце долгого "духовного" пути, пронизанного бунтами и обращениями, относятся не к слабому фанатизму, не к варварскому безумию или заблуждениям, а к "внутреннему опыту", который могут разделить только те, кто исповедует ту же веру, подчиняется тому же закону, тем же властям и тем же заповедям. По сути, они принадлежат к одному и тому же сообществу. Это сообщество состоит из причастников, "проклятых веры", которые обречены словом и делом свидетельствовать о "жестком" характере божественного
Саму правду, если потребуется, до самого горького конца.
В мифорелигиозной логике, характерной для нашего времени, божественное (как и рынок, капитал или политика) почти всегда воспринимается как имманентная и непосредственная сила: жизненная, висцеральная и энергичная. Вера ведет к поступкам и действиям, которые с точки зрения простого человеческого разума считаются скандальными, или даже к риску, абсурдным разрывам и кровавым смертельным подходам - террору и катастрофам во имя Бога. Один из эффектов веры и рвения - это пробуждение большого энтузиазма, такого, который открывает дверь для принятия великого решения.
Действительно, многие люди сегодня живут исключительно в ожидании этого события. Мученичество - одно из средств, используемых проклятыми верующими, чтобы положить конец этому ожиданию. Люди веры и люди энтузиазма стремятся войти в историю через великое решение, то есть через совершение головокружительных поступков немедленного и жертвенного характера. Посредством таких поступков проклятые веры сталкиваются, причем с открытыми глазами, с измерением расходов и потерь. Движимые волей к тотальности, они стремятся стать сингулярными субъектами, погружаясь в дизъюнктивные источники, демоны священного. Принятие утраты - той, что разрушает язык в той же мере, что и предмет дискурса, - позволяет вписать божественное в плоть мира, ставшего даром и благодатью. Речь идет уже не об агонии, а об уничтожении: о переходе от себя к Богу. Конечная цель этих жертвенных актов - овладеть жизнью не снаружи, а изнутри, произвести новую мораль и в конце решающей (а если понадобится, то и кровавой, во всяком случае, окончательной) битвы однажды испытать ликование и экстатическое и суверенное утверждение.