обмен речью и разрушение молчания: "Язык - это то, что нарушает тишину и молчание. Тогда вы можете общаться или общаться с этим человеком". Сосед в христианском понимании - это всегда соучастник. Общаться с - значит общаться, сталкиваясь с чем-то".
Если для пациента общение, коммуникация и развитие родственных связей со своими собратьями являются средствами поддержания контакта с миром и участия в нем, то возвращение к жизни требует воспоминаний и проецирования себя в будущее, как важнейших элементов любого терапевтического приключения. Эта связь с течением времени - дата рождения в памяти, календарь, позволяющий составить расписание, вчера, завтра, прохождение непохожих друг на друга дней, празднование Аид эль-Кебира, звучание Ангелуса, пасхальных колоколов - является ключевым моментом в каждом лечебном жесте. Ведь после госпитализации некоторые пациенты "возводят между внешним миром и собой очень непрозрачную ширму, за которой они сами себя обездвиживают".
Преодолев инерцию, они сдаются. Таким образом, в "давящей и удушливой" атмосфере больницы жизнь состоит из бесконечных споров между пациентами, которые санитары должны постоянно разнимать, "рискуя сами получить удары". Теснота помещений и склонность пациентов "бросать еду на стол или на пол, гнуть свои железные тарелки или ломать ложки" таковы, что "уборка занимает значительную часть деятельности персонала". Появляется страх. Санитар боится пациента. Парикмахер требует, чтобы пациентов связывали перед бритьем. "Из страха перед пациентами или для того, чтобы наказать их, некоторых пациентов оставляли в охраняемых отделениях, иногда без рубашки, без матрасов и без простыней", когда в целях профилактики их чисто не убирали, а просто "связывали ремнем".
Сидя на корточках, лежа, спя или сидя, пациент не только сдается. Его временные ориентиры глубоко нарушены. То, что раньше составляло его мир, внезапно рушится. К временному нивелированию добавляется вырождение языка. Усиливается раздвоение между функциями выражения и функциями значения. Референция нейтрализуется, а сигнификатор разрушается. Способность приобщаться к реальности мира и вступать в контакт с другим посредством дискурса снижается. Речевой акт уже не обязательно является мани- фестным знаком сознательной деятельности. Отделяясь от сознания, язык отныне является лишь овеществленным статусом болезни. Полулежа, с закрытыми глазами, пациент попадает в зону недоступности и забытья - забытья большого мира.
В этих условиях отношения ухода действительно состоят в том, чтобы прервать неумолимый ход дегенерации. Но по сути оно направлено на то, чтобы вернуть пациенту его бытие и его отношения с миром. Чтобы болезнь и, возможно, смерть не монополизировали будущее и жизнь в целом, отношения заботы должны быть направлены на распознавание больного и сопровождение его усилий по возрождению в мире. Они должны не дать ему умереть раньше времени, думать и действовать так, как будто он уже умер, как будто время повседневной жизни больше не имеет значения. Оно должно побуждать его культивировать интерес к жизни. Отсюда, утверждает Фанон, "постоянная забота о том, чтобы каждый жест, каждое слово, каждое выражение лица пациента" были связаны с его болезнью.
Один из пациентов Фанона, полицейский, просто делает свою работу: пытает. Это его работа. Поэтому он пытает с невозмутимостью. Пытки, действительно, утомляют. Но, в конце концов, это нормально, имеет свою логику и обоснование, пока не наступает день, когда он начинает делать дома то же, что и на работе. Хотя раньше он таким не был, теперь стал. В клинике он встречает одного из тех, кого пытал. Эта встреча невыносима для них обоих. Как он может дать понять, для начала самому себе, что не сошел с ума? Насилие, которое его заставили совершить, отныне запирает его в образе безумца. Может быть, чтобы справиться с этим, ему придется поджечь собственное тело?