Выбрать главу

Другой пациент Фанона охвачен гневом и яростью. Но в нем не живет комплекс истребления огнем. Его яички были практически раздавлены во время ужасной пытки. Он искалечен импотенцией, его мужественность ранена. Он способен совершать насилие, которое есть в нем самом, только благодаря насилию, которому его подвергли. Его собственная жена, несомненно, была изнасилована. Итак, два случая насилия - одно насилие совершается извне, но порождает другое насилие, которое живет внутри субъекта и вызывает в нем ярость, гнев и, иногда, отчаяние.

Пережитые гнев и ярость представляют собой первобытные формы страдания. Но это страдание носит далеко идущий характер. Оно поражает память в самой ее основе. Способность помнить разрушается. Отныне память работает только через фрагменты и остатки, причем несколько патогенным образом. Груды подавленных желаний больше не появляются на свет, разве что в замаскированном виде - все, или почти все, стало неузнаваемым. Цепь травматических событий захватывают субъекта, вызывая в нем отвращение, негодование, гнев, ненависть и бессильную ярость. Чтобы оставить это позади, предлагает Фанон, нужно пройти по следам побежденного и заново создать генеалогию. Миф должен быть оставлен, а история написана - история должна быть прожита не как истерия, а по принципу: "Я сам себе основа".

 

Одурманивающий двойник

Этот полицейский не хочет больше слышать крики. Они мешают ему спать. Чтобы избавиться от этого ночного шума, он должен каждый вечер закрывать ставни перед сном, защищать окна от сквозняков, в том числе и в летнюю жару, и затыкать уши ватой.

Этот детектив не перестает курить. У него пропал аппетит, и кошмары все реже тревожат его сон.

Как только кто-то сталкивается со мной, мне хочется его ударить. Даже вне работы мне хочется ударить парня, который встает у меня на пути. И все это по пустякам. Например, когда я иду покупать газету. Там очередь. Приходится ждать. Я протягиваю руку, чтобы взять газету (парень, который работает в газетном киоске, - мой старый друг), и кто-то в очереди агрессивно кричит: "Ждите своей очереди". Мне хочется его избить, и я говорю себе: "Если бы я мог заполучить тебя, приятель, на несколько часов, ты бы не стал со мной связываться!"

На самом деле его мучает желание ударить. Всех. Всех. Везде, где только можно, в том числе и дома. Никто не избегает этих мучений, ни его дети, ни "даже двадцатимесячный младенец", ни "с редкой дикостью" тем более собственная жена, которая совершает ошибку, взывая к нему и называя беду, которая его гложет: "Ради всего святого, ты сошел с ума". В ответ "он набросился на нее, избил и привязал к стулу с криком: "Я тебе раз и навсегда объясню, кто здесь хозяин"".

Двадцатиоднолетняя француженка переживает похороны своего отца. Она слышит, как чиновники рисуют его портрет, не имеющий ничего общего с ее собственным опытом. Смерть, которую следовало бы оплакивать, внезапно накладывается на моральные качества (самопожертвование, преданность, любовь к родине). Это вызывало у нее тошноту. Всякий раз, когда она уходила к отцу спать, ей не давали спать по ночам крики, доносившиеся со стороны внизу: "Они пытали алжирцев в подвале и заброшенных комнатах, чтобы выудить из них информацию. Я удивляюсь, как человек может терпеть... когда кто-то кричит от боли".

"В течение почти трех лет, - пишет Фанон в своем заявлении об отставке, поданном министру-резиденту в 1956 году, - я полностью отдавал себя на службу этой стране и людям, которые ее населяют". И все же, замечает он, какую ценность "имеют намерения, если их воплощение невозможно из-за скудости сердца, стерильности духа и ненависти к туземцам этой страны". Эти три термина - скудость сердца, стерильность духа, ненависть к туземцам - лапидарно описывают то, что, по его мнению, навсегда характеризовало колониальную систему. Снова и снова, основываясь на непосредственном наблюдении фактов, он давал подробное и многообразное описание этой системы. И чем непосредственнее он сталкивался с ней, тем больше она представлялась ему проказой, не щадящей ничьего тела, будь то поселенцы или колонисты, - "вся эта проказа на вашем теле".

"Письмо французу" Фанона действительно следует читать вместе с его "Письмом министру-резиденту". Независимо от того, были ли они написаны в одно и то же время, одно объясняет другое. Одно служит оправданием другого. Как форма проказы, колонизация поражает тела и деформирует их. Но ее основной мишенью является мозг и, кстати, нервная система. Ее цель - "децеребрализация".