Донесения руководителей «Алсоса» об отсутствии у немцев атомной бомбы и не существующих даже предварительных условий для ее создания были совершенно секретными. Но никакие строгие меры не могли помешать тому, чтобы эта новость быстро распространилась по всем отделам Лос-Аламосской лаборатории. Опасение, что немецкие физики могут стать первыми, — основной мотив, по которому англичане и американцы начали работать над созданием урановой бомбы, — потеряло свою силу. А после вторжения союзных войск на территорию Германии уже никто из эмигрантов и ученых, работавших в Лос-Аламосе, не сомневался, что война близится к концу. Японцы, оставшиеся единственным серьезным противником, были вообще не в состоянии разработать подобное оружие. Среди физиков-атомщиков зародилось убеждение в том, что сверхбомба не нужна, появилось желание уберечь человечество от умопомрачительного ужаса, который они уготовили ему своими разработками. Однако отказаться от продолжения практических работ им было нелегко — слишком много времени и средств отдано на осуществление «Манхэттенского проекта». Причем цель была уже близка. Не могли они не учитывать и главного довода американского военного ведомства: Япония, мол, еще не разбита, а обладание атомной бомбой позволит Соединенным Штатам ускорить исход борьбы на тихоокеанском фронте и спасти жизнь огромному числу американцев. Все это, несомненно, так. Однако была и другая сторона вопроса. Ученые не знали тогда, что урановая бомба готовилась как орудие устрашения в послевоенной политике США после победы над Германией и Японией.
Нобелевский лауреат Нильс Бор разгадал это раньше других. Перед первой своей поездкой в Лос-Аламос он встретился с английским премьером Черчиллем и предложил ему поделиться с русскими секретами изготовления урановой бомбы, достичь с ними соглашения о будущем контроле над столь грозным оружием. Но Черчилль не принял его предложения. Приехав же в Америку, Бор направил Рузвельту личное послание. В нем утверждалось, что страна, которая станет единственной обладательницей сверхбомбы, должна немедленно выступить за заключение международного соглашения о контроле над использованием активных веществ, имея в виду уран и плутоний. Любое временное преимущество, считал пацифист Бор, как бы велико оно ни было, не может идти в сравнение с постоянной угрозой безопасности всего человечества.
Агент Чарльз (доктор Клаус Фукс) прибыл в США в начале декабря 1943 года в составе британской научной миссии. В нее входили довольно известные по тому времени ученые Рудольф Пайерлс и Отто Фриш. Поселился Чарльз на 77-й улице Нью-Йорка, неподалеку от «Хемпширхауз» — штаб-квартиры английского разведывательного центра в США, которым руководил Уильям Стеффенсон. Когда Великобритания поняла, что американцы не помышляют о равноправном информационном обмене, как того требовали условия Квебекского соглашения, то ее правительством было поручено службе Стеффенсона собирать информацию по всем объектам «Манхэттенского проекта», где только могли работать английские ученые. Негласно и втайне от американцев они обязывались, каждый в своей области исследований, готовить «отчеты» для «Хемпширхауз».
Чарльз, как было оговорено заранее, занялся в Нью-Йорке дальнейшей разработкой газодиффузионного процесса и решением технологических проблем комплекса в Ок-Ридже, местонахождение которого тщательно скрывалось от английских ученых. Без специального разрешения им было запрещено посещение и других исследовательских центров и комплексов «Манхэттенского проекта». Впоследствии только по этой причине большинство английских физиков вернулись в Великобританию, в США, по настоянию американцев, остались лишь трое, кто представлял, по их мнению, наибольшую ценность, — это Рудольф Пайерлс, Клаус Фукс и Тони Скирм.