— Ваше сиятельство, австрияки прислали парламентёра под белым флагом, просят нашего командующего.
— Именно просят, не требуют?
— Просят, причём едва ли не униженно.
— Кто конкретно?
— Оберст[7] фон Визенберг, а при нём два обер-офицера.
— Хорошо же, проси.
Спустя пять минут показались трое всадников, облаченных в форму инфантерии[8] австрийской армии, а при них десяток сипахов в качестве конвоя.
Оберст и его сопровождающие, один их которых держал белый флаг переговорщика, спустились с коней, и пошли ко мне. Оберст впереди, его ассистенты на полшага сзади. Я встал со стула и подошел к краю площадки, на которой стоял мой шатёр. Формально я продемонстрировал уважение к противнику, фактически же, я стоял на возвышении, примерно на полметра выше парламентёров.
Оберст, надо сказать, очень чутко увидел неравенство позиций, однако никакого ответного хода придумать не смог, потому начал переговоры. В сущности, его речь о человеколюбии и прочей муре меня не слишком тронула, я эту часть пропустил мимо ушей. Более внимательно я выслушал ту часть речи, где оберст говорил о предоставлении возможности его войскам собрать и похоронить убитых, и дать возможность оказать помощь раненым.
— Хорошо. — отвечаю оберсту — Разрешаю вашим солдатам собрать убитых и раненых по всему полю боя, включая и проходы вдоль дорог, куда наносились первые удары. Ограничение одно: у ваших солдат не должно быть оружия.
— Пока я ехал по проходу, увидел не слишком много трупов, а ведь сюда вошла бригада из двух полков, то есть почти четыре тысячи солдат и офицеров. Ваше сиятельство, где остальные?
— Остальные офицеры и нижние чины, герр оберст, находятся в нашем плену. Когда мы применили своё оружие, их командир правильно оценил обстановку, и повёл выживших в боковое ущелье, где мы и приняли у него капитуляцию. Если вам угодно, командиров полков вам тотчас же представят. Командира бригады вы можете посетить в лазарете.
— Да, я бы хотел поговорить с командирами полков и посетить Конрада делла Вольпе. С вашей стороны было очень любезно такое предложение.
— Мне эта любезность ничего не стоит, уважаемый оберст фон Визенберг, однако рекомендую отправить одного из ваших ассистентов с сообщением, что ваши солдаты могут подать помощь раненым и убрать трупы. Прошу прощения за напоминание, но к нему меня побуждает христианское милосердие.
Откровенно говоря, плевать я хотел на убитых и умирающих австрияков, тем более, что корпус был по составу чешским. Хреновые они народы, что чехи, что словаки и у меня нет никаких симпатий, что к солдатам, что к офицерам. Впрочем, это мои личные симпатии-антипатии, их во все времена положено скрывать за завесой правильных слов о гуманизме, ценности каждой человеческой жизни и прочей фигне, в которую не верят даже самые отчаянные общечеловеки. Но — положено.
Один из ассистентов скачет в австрийский лагерь с сообщением, я сажусь обратно за стол к доктору Востроносову, а оберст со вторым офицеров отправились к палатке, где содержатся пленные офицеры. Солдат-то мы быстренько отправили подальше в тыл, под охраной венгерских союзников. Как выяснилось, венгерцы очень не любят чехов, а те отвечают им полнейшей взаимностью. Я-то, признаться думал, что эпизод с запоганенным гуляшом в «Похождениях бравого солдата Швейка» просто анекдот, а оказалось, что это святая правда.
— Карл Акакиевич, нам не дали завершить разговор, а я хотел предложить вам кроме совместной публикации, ещё и совместное выступление. Здешнее общество к русским настроено весьма благосклонно, следовательно, имеется прекрасная возможность проверить свои умения на них.
— О, это было бы прекрасно! — восклицает доктор, и я его понимаю: творцу, а тем более исполнителю публика нужна как воздух, а может быть и сильнее.
Когда поле очистили, я дал команду снова обстрелять штаб австрийского корпуса: болван фон Визенберг не удосужился передвинуть его за зону обстрела! Естественно, оставшиеся офицеры были перебиты, и я вывел своё воинство в вылазку. Оставшаяся без командования рыхлая масса бросилась бежать, бросив артиллерию, недоразгромленный обоз и больше двух тысяч прекрасных кавалерийских коней. Сбрую для этих коней, кстати, тоже бросили. Это хорошо: будет, чем пополнить конский состав и снаряжение нашей кавалерии.
В общем, к подходу объединённой русско-турецко-венгерской армии под командованием графа Румянцева, перед нами вражеских войск не было. Войскам устроили трёхдневный отдых после усиленного марша, когда они спешили нам на помощь.