— Все здесь? — поинтересовался он довольно неприязненно у Парфенова.
— Точно так, Иван Сергеевич! — отрапортовал вахмистр, бросив на меня быстрый взгляд. Я как раз перестал дышать как запаленная лошадь.
— С сего момента группы по найму городского ополчения не существует, — сухо и спокойно проговорил пристав. — Распоряжением агента сыскного отделения Каменецкого. — И продолжил, чуть мягче: — У вас нет причины быть недовольными. В группе нет потерь, двадцать рублей золотом за два дня — вполне нормальная цена за тот риск, которому вы подверглись. Да, надеюсь, вы оценили деликатесный стол у Собакина. Претензий мне прошу не предъявлять, я с сегодняшнего дня в отпуске. Пошли, Парфенов, нам теперь отчеты писать. Свободны! Корнеев, в качестве прощального жеста полтораста за мертвого ящера получи, вексель выписан уже.
Вот так. И засуньте свои вопросы, дорогие ополченцы, себе в… Но от денег кто ж отказывается?
В отпуск, значит, Василь Васильич вас, дорогой пристав, «ушли»? И так понятно, без комментариев. Что там Глоин по поводу отпуска говорил? Ладно, на балу должны же о чем-нибудь люди болтать. А я туда пойду — глядишь, выздоровевшего Вась-Васю встречу… И еще кое-кого!
ГЛАВА 4,
Бал в зале Благородного собрания хоть и в уездном городе — это, конечно, еще то испытание для нервов ученого сухаря, каким всегда был Виталя. Да еще с кучей комплексов — когда твое тело то увеличивается в объеме, то уменьшается, комплексами обзаводишься на раз. Хорошо, что в Сеславине можно было взять напрокат одежду для «выхода». Смокинг на Стрекалове сидел, правда, как кавалерийское седло на корове. А я, пользуясь тем, что под понятие «черный пиджак» можно было подогнать множество самых разных нарядов, нашел на плечиках, висящих на длинной трубе в углу конторы, где сдавалось внаем все — от гробов до свадебных платьев, — старинный черный сюртук с бархатным воротником и бархатными же обшлагами. К нему кружевное жабо, белый галстук, больше напоминающий шейный платок. И жилет. Жилет я нашел изумрудный, с золотым шитьем. Эх, отлично подошел бы, так сказать, к цвету глаз. Не люблю с золотым шитьем — безвкусица. Пришлось довольствоваться простым черным жилетом, больше напоминающим старинный камзол, если бы не явные следы наплечной кобуры на материале — там, где проходили ремни, он вытерся и залоснился. На показанные следы приказчик лишь горестно вздохнул, возведя очи горе, но при этом заверил, что если не снимать сюртука, то никто ничего не увидит.
— А если мне предложат сыграть в бильярд? — возмущенно спросил я. Чем больше возмущаешься, тем на большую скидку можно рассчитывать, а то ведь кошелек у меня не резиновый. — Да! Если на бильярде, так снимать придется!
— Что вы, что вы, Петр Андреевич! — Надо же, по имени-отчеству запомнил. А я представлялся? Если нет, то это слава. Всегда знал, что настанет день, когда имя Петра Корнеева будет на устах у всех — от мала до велика. — Бильярдные столы не ставят в зале Благородного собрания! — Последние слова приказчик произнес с каким-то подвыванием, показывающим, как он уважает все Благородное собрание. — Ибо не трактир-с!
Благородный гнев приказчика, заставивший его употребить высокое «ибо», несколько остудил мой собственный, тем более что я понял: эту акулу розничной торговли и арендных услуг на мелководье не подловишь. Пришлось соглашаться на все его условия. Одна проблема — костюмчик мне был широк. Что в плечах, что в боках. И не только сюртук, но и жилет и брюки. Как и все остальные костюмы в этом милом месте.
Удалось только договориться о том, что мой сюртук, жилет, он же камзол, штаны и рубаха — все будут ушиты мной за собственный счет и затем приняты без возражений и дополнительной платы. Пункт проката на этом ничего не теряет, а наоборот, обзаводится вещичками редкого размера. Пришлось, конечно, дать десятку лично в ладошку приказчику. Он же посоветовал хорошего портного, который может сделать всю работу за пару часов.
К портному пришлось бежать немедленно — для бала многие, вероятно, перешивали или чинили свои парадно-выгребные костюмчики, а потому была вероятность, что я наткнусь на очередь. Ничуть не бывало. Портной, ателье которого занимало довольно светлое и просторное помещение на первом этаже трехэтажного особнячка на Арсенальной площади, встретил меня приветливо и радостно, взмахнув руками и воскликнувши: