Кокорев дал шпоры коню. Через минуту конь и всадник растворились в теплом вечернем сумраке. В штабе я узнал, что наши бойцы, задержанные погранзаставой, заблудились во время тренировок радиовзвода в поле. Недоразумение было быстро улажено.
* * *
На первом же летнем учении связисты показали неплохую выучку. Во время марша полковник Козачек приказал мне уточнить местонахождение передового отряда и кавалерийских полков главных сил. В течение нескольких минут радисты получили необходимые данные. При этом вся работа велась только радиосигналами.
На этом же учении удалось обеспечить связь с кавалерийскими разъездами, которые были значительно удалены от штаба.
А потом дивизию проверял помощник инспектора кавалерии Киевского военного округа полковник В. А. Борисевич. Он высоко оценил действия связистов.
— Ну что ж, Василий Прохорович, вот и выдержан второй, и главный, экзамен, — улыбаясь сказал мне после разбора очередных учений полковник Козачек.
Неспроста, оказывается, улыбался наш начальник штаба. Вскоре я получил повышение — меня назначили начальником связи 7-го кавалерийского корпуса.
…Сергей Борисович Козачек энергично вышагивает по кабинету.
— Вот ведь дела, Василий Прохорович, — говорит он, остановившись возле окна, — кажется, совсем недавно и в этом же кабинете вы мне представлялись, а я рассказывал вам, что такое кавалерия… Тоже вроде осень была… Неужели минуло два года?
— Почти, товарищ полковник. Я к вам прибыл под Новый год…
— Эх, дорогой мой, — срывается с места Козачек, — тут не поймешь, когда зима, когда осень… Да суть не в том. Грустно мне всегда расставаться с людьми. А за вас я рад, и, как говорится, ни пуха ни пера на новом месте. Может, когда и вспомните добрым словом…
— Мы же, товарищ полковник, почти соседи. Наверняка скоро встретимся. Я всегда буду этому рад.
Но встретиться нам довелось ох как нескоро! Только в конце Великой Отечественной войны я услыхал, что генерал-лейтенант С. Б. Козачек командует корпусом. Но наши военные дороги так и не пересеклись в ту пору. Лишь спустя еще десять лет мы с Сергеем Борисовичем разыскали друг друга уже в Москве.
В 1947 году в Германии встретил я и своего сослуживца А. А. Крутоуса. Был он уже полковником и командовал частью связи. К моему удивлению, Анатолий Алексеевич заметно располнел, хотя по-прежнему оставался энергичным и очень подвижным.
* * *
Я уже говорил, что нам часто приходилось переезжать. Вот и теперь — не успел постигнуть толком все тонкости новой должности, как в конце января 1938 года меня направили на годичные академические курсы технического усовершенствования, или, как их тогда называли, АКТУС.
Взял билет на Ленинград.
Ленинград я люблю особой любовью. С этим городом у меня связаны лучшие годы жизни — годы учебы. И вот опять хожу по Невскому, потом сворачиваю на Дворцовую площадь — она торжественно пустынна. Александрийский столп уперся в низкое мохнатое небо, густыми хлопьями валит снег. Я пересекаю площадь и выхожу к Неве. Ее гранит оброс седым колючим инеем, воды, скованные морозом, до поры приостановили свой бег, готовясь к весеннему бунту. Спит Зимний. Где-то вдали сквозь белую мглу по слабому пунктиру фонарей угадывается Кировский мост. Тихо. Знакомым звоном рассыпались куранты Петропавловки… И снова тихо. Завтра начинаются занятия на курсах, а впереди целый год учебы — еще один год жизни в Ленинграде…
Особенно ценными оказались для нас лекции комбрига Николая Александровича Борзова. Мы располагали достаточным опытом организации связи в частях и соединениях, а вот опыта работы в оперативных объединениях никто из нас не имел. В то время таким опытом обладали единицы. Николай Александрович прочитал нам лекции об армейских частях связи и их организации. Но этот небольшой лекционный курс не мог, конечно, заменить систематической и всесторонней подготовки в оперативном масштабе.
Душой коллектива с первых дней был старшина курсов полковник Алексей Илларионович Соколов. В прошлом рабочий, участник первой мировой PI гражданской войн, он был старше нас и по возрасту. С удивительным чувством такта умел он прийти товарищу на выручку, дать дельный совет, развеселить и ободрить любого. Правда, поначалу Соколов показался мне другим. И не последнюю роль в этом сыграло чисто внешнее впечатление. Меня насторожили строгий взгляд из-под насупленных бровей и маленькие черные усики, словно сжимавшие рот. «От этого человека лишнего слова не услышишь», — решил я. Но первое впечатление оказалось глубоко ошибочным.