Героически сопротивлялся насилию престарелый генерал первой эмиграции. Имени его, к сожалению, я не помню. Генерал организовывал собрания, на которых читал лекции о роли монархии в истории России. Приходилось видеть, как он, опираясь на палочку, расклеивал свои объявления на стенах казарм. Сзади следовала группа мальчишек, тут же срывавших объявления. Когда генерал возвращался к себе, в спину его летели камни.
Но и здесь произошла революция. В один прекрасный день восставшие лагерники сорвали «жовто-блакитный прапор» и изгнали всю «управу».
В 1950 г. я провел в этом лагере два месяца, посещая курсы каменщиков. Условия жизни были отвратительными. Политически лагерь был расколот на многие фракции.
Из Ганновера мы поехали в Гамбург. Там первым долгом отправились в «Комитет Православных Беженцев», единственную в те времена организацию, защищавшую интересы русских людей. Надо сказать, что и она была на полу птичьих правах. Встретили нас сердечно. Показали художественную мастерскую рядом. Позже я был представителем этой организации в Эссене. Ночевали мы в русском лагере в предместье Гамбурга — Фишбеке. Здесь еще были живы страхи репатриации. При посещении советских офицеров лагерники бежали прятаться в лес.
Из нашей поездки мы вынесли убеждение, что как ни трудна самостоятельная жизнь «на приватке», она все же лучше лагерного существования.
Радикальные изменения принесла денежная реформа 19 июня 1948 года. Постепенно стал исчезать черный рынок. Германия быстро восстанавливалась. Все стремились найти работу.
В начале марта 1949 года закрылась фирма Штолленберга. Мы остались без работы. Прожив некоторое время на пособие по безработице и не найдя ничего подходящего, мы покинули Ламмерсдорф. Позже я устроился на фирму по ремонту и прокладке газопровода в Эссене. Бил киркой тротуар. Прораб по знакомству продвинул меня в кузнецы. После мешал бетон на строительстве электростанции под Кельном. Как ни тяжела была работа, я ни разу не пожалел, что не вернулся под власть Советов.
В 1950 году мы записались на эмиграцию в Австралию, предварительно сбросив польские одежды и став тем, чем были раньше, — советскими военнопленными.
Все это принадлежит уже другому периоду жизни.
Добавлю только, что летом 1977 года мы с женой посетили Айфель, Арбрюк, Ден и место в лесу, где мы прятались в конце войны. В нашем и других бараках жили теперь беженцы из Восточной Германии. Вдоль течения речушки Ден, глубоко в лесу, были разбросаны цветные палатки курортников. Мы с женой с трудом взобрались по крутому склону к месту, где когда-то беглецы провели несколько месяцев. Крыша землянки провалилась. Вокруг стояли сухие ели — те, что мы посадили для маскировки. Валялось заржавленное ведро.
Я вспомнил всех товарищей. Что с ними? Живы ли? Затем сказал жене:
— Пойдем по дорожке, на ней должна лежать палка, указывающая место, где спрятана винтовка.
Действительно, палка лежала на месте. Винтовка немного заржавела. На память я взял один патрон.
