Когда бой достиг окраины Пшецлова, в дело вступили советские тридцатьчетверки, и незадолго до рассвета с контратакой врага было покончено.
Завершающие бои
У южных берегов Балтики бушевала весна. Ясное солнечное утро 25 апреля сулило тишину и тепло на весь долгий весенний день. Но в умах воинов чистое от облаков голубое небо и ласковые лучи солнца по-прежнему ассоциировались с мыслью о летной погоде, о том, что предстоят ожесточенные бои не только на земле, но и в воздухе. Начальник штаба дивизии гвардии полковник А. П. Чумаков, человек немногословный, когда рано утром уточнял детали намеченного плана наступления, коротко заметил:
— Жарко будет сегодня. И в воздухе, и на земле.
Мощная тридцатиминутная артиллерийская и авиационная подготовка, предшествовавшая продолжению наступления на Смоленцин и Помеллен — основные опорные пункты, преграждавшие путь к Щецину, началась ровно в 11 часов. С переносом огня в глубь обороны противника поднялись в атаку стрелковые полки дивизии. Гитлеровское командование, стремясь задержать продвижение 105-го стрелкового корпуса, бросило в помощь основным своим войскам полицейские части и полки морской пехоты из Щецина. Но еще при подходе к полосе обороны их разгромила советская артиллерия и авиация. К 13 часам опорные пункты Смоленцин и Помеллен были взяты. В прорыв вошел танковый корпус генерала М. Ф. Панова. Стрелковые, артиллерийские и танковые части стремительно продвигались все дальше на северо-запад, охватывая Щецин полукольцом, перерезая все ведущие в город сухопутные коммуникации.
Во второй половине дня, когда армия уже начала готовиться к штурму Щецинского гарнизона противника, неожиданное сопротивление наступавшим оказали только что прибывшие в этот район свежие части противника. Но держались они не долго. Предприняв несколько контратак, противник притих.
На фронте, как известно, любая перемена в поведении противника вызывала естественную настороженность. Так было и в этот раз. В чем дело? Почему вдруг после яростных контратак гитлеровцы смолкли, прекратили огонь? Что еще задумали фашистские генералы?
— Думается, удирать решили фашисты, — сказал начштаба Чумаков. — Иного, собственно, выхода, чтобы спасти свою шкуру, у них нет.
Требовалось срочно проверить, что происходит в стане противника.
Близилась полночь. Вызвал начальника дивизионный разведки майора Антипенко. Едва он успел отдать приказание на разведку, как в районе НП и расположении полков дивизии загрохотали сильные взрывы. Гитлеровцы из Щецина открыли сильный артиллерийский и минометный огонь. Артналет продолжался минут пятнадцать — двадцать. Элементарная логика подсказывала, что вслед за артналетом, ничем не отличавшимся от артподготовки, противник предпримет контратаку. Неужели на этот раз она начнется ночью?
Но так же внезапно, как и начался, артобстрел прекратился. Наступила настороженная тишина. Командиры полков донесли: «На переднем крае противника по-прежнему никаких признаков жизни». Похоже на то, что с переднего края снимаются все подразделения, а перед тем расстреливается весь артиллерийский и минометный боезапас. В сложившейся обстановке у противника иного выхода, как отступать без боя, чтобы сохранить силы для обороны на каком-нибудь новом рубеже, не было.
Срочно выслал вперед дивизионных разведчиков с задачей уточнить силы врага в городе. На шесть утра командарм назначил штурм Щецина. Штурм большого города — довольно крупная боевая операция, и за час-полтора до начала отменить ее будет трудно. Стало быть, надо торопиться.
Нисколько не сомневался, что майор Антипенко сделает все, что надо. Если противник ушел из города, немедленно доложит. Но ведь всякое может случиться. Вдруг не сумеет почему-либо связаться с НП, тогда придется ждать его возвращения. А это потеря времени.
Подумав так, я решил догнать разведчиков, присоединиться к ним и в случае необходимости самому доложить комкору и командарму об обстановке в городе.
Группу Антипенко, выступившую на двух броневиках с противотанковыми пушками на прицепе, мы отыскали возле противотанкового рва, преграждавшего въезд в город. Оставив машины, начальник разведки с несколькими бойцами с трудом перебрался через глубокий и широкий ров, направился к городу. Минут через пятнадцать вернулся, доложил, что на окраинных улицах нет ни души — ни солдат, ни гражданского населения.