Дитон пожимает плечами.
- О как, - развивает мысль Стайлз. - Ну, то есть… Ладно я, у меня нервы крепкие, а если девчонке суждено друидом стать, ей-то каково подобное выслушивать?
- Неметон выбирает людей с определенным складом ума, Стайлз.
- Ага, - Стилински все еще переваривает поступившую информацию. - Умное дерево.
- Ты готов? - Алан отставляет свою кружку в сторону, поднимаясь из-за стола. - Пойдем.
- А что, кто-то отвечал “готов” на этот вопрос? Вы сами-то что ответили, когда вам предложили… - Стайлз продолжает недовольно, немного раздраженно и нервозно бубнить, идя вслед за мужчиной, ровно до тех пор, пока тот не пропускает его вперед на пороге одного из кабинетов. - Это что за ёбанная хрень?
Дитон укоризненно качает головой, ловя возмущенный взгляд Стайлза, но тот лишь фыркает, снова поворачиваясь к большой металлической ванне, наполненной водой и кубиками льда, между которых неспешно плавали маленькие фиолетовые лепестки, точно такие же, как в чашке с чаем.
- Чаёк-то, я так понимаю, с секретом? - Стайлз недовольно морщится, подходя к ванне и на пробу опускает ладонь в ледяную воду.
- Чай обычный, Стайлз. Обычный успокаивающий травяной чай, не больше и не меньше. Мне нужно, чтобы ты был в ясном уме, поверь.
Стилински ухватывает круглоугольный кусочек льда, перекатывая в ладони, и с отчетливой горечью смотрит на мужчину, со звонким всплеском роняя лед в воду.
- Про легкие, наполненные ледяной водой вы, значит, не утрировали… И каково это - ставить человека перед фактом, стирать его мечты, разбивать планы и надежды?
- Мы все находим применение нашим навыкам, Стайлз. Ничто не проходит бесследно и ничто не происходит просто так.
- Меня это утешить должно? - Стайлз через голову стягивает темную толстовку, откладывая на стоящий неподалеку металлический стол, и берется за ремень джинсов. - Я надеюсь, мне не полный стриптиз нужно устраивать? А то вы, конечно, врач, но, все-таки, собачий, неудобно как-то.
- Ты всегда становишься язвительным и грубым, когда злишься? - Дитон довольно прищуривается, оглядывая Стайлза.
- Наверное, - Стилински раздраженно пожимает плечами, спуская штаны, и складывая их рядом с толстовкой. - Чему вы улыбаетесь?
- Носки сними, и можешь заканчивать стриптиз, - ветеринар чуть покачивает головой. - Альфа твоей стаи тоже отличается язвительностью.
- Не думаю, что на этом можно построить годную команду, - Стайлз послушно стягивает носки. - Ну как? Будете меня топить?
Друид подходит ближе, смотрит часы на противоположной стене, и что-то прикидывает, бросив короткий взгляд за окно.
- Нет, топить я тебя не буду, все должно происходить без насилия, - Дитон не обращает внимание на бурчание Стайлза “а моральное насилие считается?”. - Тебе помочь?
- Не надо! - Стайлз отшатывается от протянутой руки, опираясь о ледяной борт ванны. - Черт. Это немного… Немного слишком.
Дыхание перехватывает, а в опущеную в воду ногу будто впивается тысяча игл, Стайлз с трудом заставляет себя сделать вдох, затем еще один, после чего садится в ванну, впиваясь в металлические края дрожащими, побелевшими до синевы, пальцами.
- Как я вернусь? Дитон? - в голосе Стайлза пробиваются истеричные нотки, а его губы синеют. - Как я вернусь?
- Я же сказал тебе, Стайлз. В случае с Неметоном с силой приходит и знание, - теплая ладонь ложится на макушку, не давя, а голос друида, кажется, становится тише. - Опусти голову ниже, под воду. И закрой глаза.
***
Стайлз открывает глаза.
Холод, сковывавший все мышцы тела еще секунду назад, отступает, схлынывает, принося вслед за собой жар; боль уходит из легких, перестает сдавливать шипастыми тисками виски. Остается лишь выжигающая роговицу глаз белизна, постепенно покрывающаяся знакомыми, сотню раз виденными узорами, темными змеями расползающимися по кипенно-белой поверхности.
- Я думал, Неметон - это дерево. Ты вообще в курсе, что Неметон - это священная роща? - Стайлз надеется, что ему никогда не придется рассказывать о происходящем, особенно о том, как он разговаривал с огромным, кажущимся мертвым, пнем. - А ты не дерево, ты пень. Мертвый при том.
Словно в опровержение слов Стилински, темные линии, оплетающие ствол гигантского пня, наливаются теплым, красноватым золотом, пульсирующим, но быстро исчезнувшим где-то в недрах покрытой трещинами коры.
- Знание приходит с силой. Так не бывает вообще-то, - Стайлз сочувственно похлопывает пень по срубу. - Это противоречит законам логики. Но ладно, я верю, что ты не мертвый. Это приятно, на самом деле. Быть жрецом при мертвом дереве - полный маразм.
Стайлз делает пару кругов вокруг пня, наблюдая за заполняющими все окружающее пространство змеистыми узорами, неохотно признаваясь, что он-то ожидал чего-то более впечатляющего. Даже удар веткой омелы по лбу был бы предпочтительнее, чем эта неопределенность неизвестно где.
- Ну, ты, наверное, в курсе, что я не повизгиваю от восторга от идеи стать твоим жрецом, - Стайлз засовывает руки в карманы толстовки, тут же удивленно на нее взглянув. Мало того, что на нем не трусы и футболка, как было, когда он опускался в воду, а толстовка, джинсы и кеды, так и толстовка, в добавок ко всему, ярко-алого цвета. Такие Стайлз не носил лет с шестнадцати.
- Ну, давай сойдемся на том, что это игры подсознания. Признаю, этот прикид мне нравится, - Стайлз строго смотрит на дерево. - Но он неудобен. Не для охоты. Вообще не предназначен для деятельности в лесах, если что.
То, что условно можно было бы назвать землей, учитывая, что оно находилось внизу и Стайлз упирался в это ногами, неожиданно начало беззвучно вспучиваться, бугриться корнями, легко пробивающими поверхность, покрытыми ало-золотыми пульсирующими жилами.
Стайлз смотрит на происходящее несколько секунд, а затем снова поворачивается к пню, который выглядит, если такое вообще можно сказать о почти неодушевленном предмете, как сытый, нализавшийся сметаны, кошак.
- Есть у меня смутное подозрение, что я и есть то самое человеческое жертвоприношение, м? Экономненько, ничего не скажешь. Дальше-то что? Отрыгнешь меня как комок шерсти? Фу, какая гадость.
Стилински зябко потирает замерзшие пальцы. Жар уже отступил, и тело снова начало пронизывать сырой, неприятной прохладой.
Картинка плывет перед глазами, меняясь, неизменным остается только огромный пень, и становится ясно откуда сырость - снова посмотрев под ноги Стайлз видит прелую листву, а под ней - влажную землю, от которой и тянет сыростью. Обстановка смутно знакомая, а простая логика подсказывает Стайлзу, что он сейчас видит окрестности Бэйкон Хиллс. Теплый ветер обдувает лицо, но ноги, даже в кедах, все равно мерзнут, и Стайлз поджимает пальцы в бесплодной попытке согреться. Попытка обхватить себя руками за плечи тоже ничего не дает, становится все холоднее, а золотисто-алое свечение сходит на нет, тускнеет, кажется совсем исчезает, но приглядевшись, Стайлз замечает другие цвета, пульсирующие в коре дерева - черно-синий, как ночное небо и серебристый, как лунный свет. Тело пробирает зябкой дрожью, и Стилински вытягивает перед собой руки, сжимая и разжимая пальцы, чтобы согреть, и приглушенно вскрикивает - кожа покрыта кельтско-валлийскими узорами, как татуировкой. Стайлз нервно ощупывает свое лицо, и очень сильно жалеет, что поблизости нет даже какой-нибудь завалящей лужицы, чтобы увидеть свое отражение.
- Только не смей меня в таком виде оставить, тебе понятно? Не думай даже, я тебе корни сожгу.
Стайлзу почему-то кажется, что кто-то над ним смеется.
- Я не шучу, - юноша наклоняет голову, исподлобья глядя на Неметон. - И знаешь что? Если я решу, что эти твари, которых ты предлагаешь мне опекать, хоть сколько-либо опасны для окружающих, я прикончу их всех, а потом все равно подожгу твои корни. Чтобы ты больше не вздумал ставить людей перед подобными фактами.
Стайлз замолкает, и в лесу воцаряется полная, звенящая тишина. Запястье правой руки обжигает болью, а следующие мгновение Стайлз впоследствии смог бы охарактеризовать как столкновение с несущейся на него со скоростью паровоза обитой чем-то мягким стеной.