— Какая вы, однако, возбудимая. Почему вы приняли эти слова так близко к сердцу?
— Давайте сменим тему разговора. Сканирование не показало никаких перемен. Если прежде она считалась нормальной, значит, нормальна и сейчас.
— Значит, как врач вы считаете, что она может продолжать изучение Эритро?
— Раз с ней ничего не случилось, у меня нет никаких оснований запрещать.
— Итак, вы намереваетесь все забыть и вновь отправить ее туда?
В голосе Д'Обиссон послышалась враждебность.
— Вы знаете, что я недавно встречалась с комиссаром Питтом. — Это был не вопрос.
— Да, знаю, — невозмутимо подтвердил Генарр.
— Он попросил, чтобы я взяла на себя руководство новыми работами по исследованию эритрийской лихоманки, и обещал хорошее финансирование.
— Прекрасная идея. Едва ли он мог найти лучшего руководителя.
— Благодарю вас. Однако командиром вместо вас он меня не назначил. Поэтому вам решать, выходить Марлене Фишер наружу или нет. Свое участие в этом деле я ограничиваю сканированием ее мозга — когда оно потребуется.
— Я намереваюсь разрешить Марлене исследовать Эритро и не чинить ей никаких препятствий. У вас возражений не будет?
— Как врач я уверена, что лихоманки у нее нет, и не стану вас останавливать, но право приказывать принадлежит вам и останется только вашим. И все бумаги вы будете подписывать без меня.
— Но вы не станете оказывать мне противодействие?
— На это у меня нет причин.
Обед закончился, тихо играла музыка. Сивер Генарр, тщательно выбиравший выражения в разговоре с встревоженной Эугенией Инсигной, наконец проговорил:
— Так сказала мне Рене Д'Обиссон, однако во всем этом чувствуется влияние Януса Питта.
Эугения выглядела очень встревоженной.
— Ты действительно так думаешь?
— И ты, наверное, тоже. Януса ты, должно быть, знаешь лучше меня. Плохо. Рене — компетентный врач, умница и человек неплохой, но она честолюбива — как и все мы, впрочем, — и потому ее легко совратить. Она действительно мечтает войти в историю как победительница эритрийской лихоманки.
— И ради этого она хочет рискнуть Марленой?
— Не то чтобы хочет, но она все-таки стремится… Хорошо, в общем, ты права.
— Должен быть другой выход. Посылать Марлену в такое опасное место, экспериментировать с нею как с прибором — это же ужасно.
— Но она так не считает, а уж Питт — тем более. Пусть погибнет один чей-то разум, но человечество приобретет планету, где смогут жить миллионы. Жесткий подход, однако не исключено, что грядущие поколения увидят в Рене суровую героиню и поблагодарят ее за одну жертву, даже за тысячу, если одной не хватит.
— Почему бы и нет, если речь идет не об их разуме.
— Конечно. Люди охотно принимают жертвы от ближних. Уж Питта подобное не смутит. Или ты не согласна со мной?
— Ты о Питте? Полностью согласна, — сказала Инсигна. — Надо же, я столько лет с ним проработала.
— Тогда ты должна знать, что он из всего извлечет мораль. «Наибольшая выгода для наибольшего числа людей», — так он сказал бы. Рене говорила, что виделась с ним на Роторе. Не сомневаюсь: ей он говорил то же самое, что и я тебе, разве что иными словами.
— Ну а что он будет говорить, — с горечью сказала Инсигна, — когда окажется, что Марлена заболела и не удалось ничего выяснить насчет лихоманки? Что он скажет, угробив мою дочь? И что будет говорить эта Рене Д'Обиссон?
— Она-то расстроится, я уверен.
— Потому что ей не удастся добиться славы?
— Конечно, но перед Марленой она, я думаю, будет чувствовать вину. Она не чудовище. А вот Питт…
— Уж он-то истинное чудовище.
— Я бы сказал иначе — просто у него «туннельное зрение». Он оценивает все лишь так — идет ли это на благо, по его мнению, Ротору или нет. Для нас с тобой болезнь Марлены будет несчастьем, а он просто скажет себе, что Марлена мешала ему править Ротором и случившееся только на пользу поселению. Ее болезнь не отяготит его совесть.
Инсигна легонько качнула головой.
— Хотелось бы ошибиться, лучше бы Питт и Д'Обиссон были вне подозрений.
— Я тоже так думаю, но предпочитаю верить Марлене. Она говорила, что заметила в Рене радость. Может быть, это чувство и вправду относилось к открывшейся научной возможности, но все-таки я доверяю Марлене.
— Да, Д'Обиссон уверяла, что такой случай мог бы обрадовать ее как профессионала, — сказала Инсигна. — Могу поверить, в конце концов, я и сама ученая.
— Конечно же, — ответил Генарр. Его добродушное лицо озарилось улыбкой. — Ты решилась оставить Солнечную систему, чтобы лететь неведомо куда за световые годы, к новым астрономическим знаниям, прекрасно понимая, что этим, возможно, обрекаешь на смерть обитателей Ротора…