— Ее следует поберечь, — возразила Инсигна.
— Согласен, но давай спросим у нее, как ее лучше беречь. Она молода, неопытна, но может лучше нас сообразить, что следует предпринять. Давай обговорим все втроем, как трое взрослых. И обещай мне, Эугения, не прибегать к родительской власти.
— Как я могу это обещать? — горько произнесла Инсигна. — Ну хорошо, поговорим.
Они собрались втроем в кабинете Генарра. Экран был включен. Окинув быстрым взглядом взрослых, Марлена поджала губы и грустно сказала:
— Мне это не нравится.
— Боюсь, что у меня плохие новости, — начала Инсигна. — Неладно здесь. Придется подумать о возвращении на Ротор.
Марлена казалась удивленной.
— Но, мама, а как же твоя работа? Это же важно, измерения следует закончить. Но я вижу, ты решила даже не браться за них. Не понимаю.
— Марлена. — Инсигна говорила медленно, разделяя слова. — Мы считаем, что тебе следует вернуться на Ротор. Тебе одной.
Наступило недолгое молчание. Марлена вглядывалась в лица взрослых. Потом спросила почти шепотом:
— Ты говоришь серьезно? Ушам не верю. Я не вернусь на Ротор. Никогда. Я не хочу этого. Эритро — моя планета, и здесь я намереваюсь остаться.
— Марлена… — Голос Инсигны сорвался. Подняв руку, Генарр укоризненно качнул головой.
Эугения умолкла.
— Почему ты так хочешь остаться здесь, Марлена? — спросил Генарр.
— Потому что хочу, — ровным голосом ответила девочка. — Как иногда тянет съесть что-нибудь — просто хочется, и все тут. И почему — понять невозможно. Хочется. Меня просто влечет к Эритро. Не знаю почему, но я хочу быть здесь. Не знаю, как это объяснить.
— Хорошо, пусть тогда мать расскажет тебе все, что мы знаем.
Взяв в свои руки прохладные и вялые ладони Марлены, Инсигна проговорила:
— Помнишь, Марлена, перед отлетом на Эритро ты говорила мне о своем разговоре с комиссаром Питтом.
— Да.
— Ты говорила тогда, что он скрыл что-то, о чем-то умолчал, когда разрешил нам отправиться на планету. И ты не знала, что это было, — но явно нечто плохое и зловещее.
— Да, помню.
Инсигна медлила, и пронизывающий взгляд Марлены сделался жестким.
— Отсвет на волосах, — шепнула девочка словно себе самой, не замечая, что говорит вслух. — Рука у виска. Отодвигается. — Голос ее утих, но губы продолжали шевелиться. И вдруг она громко и дерзко выкрикнула: — С чего ты решила, что у меня с головой не в порядке?
— Нет, — быстро ответила Инсигна, — совсем наоборот, дорогая. Мы прекрасно знаем, что у тебя ясная головка, и хотим, чтобы так оно и осталось. Слушай…
Рассказу об эритрийской лихоманке Марлена внимала с огромным недоверием и наконец сказала:
— Мама, я вижу, ты сама веришь тому, что говоришь, но, по-моему, тебе могли солгать.
— Обо всем этом она узнала от меня, — вмешался Генарр, — а я знаю, что говорю. А теперь скажи, не солгал ли я. Не возражаешь?
Марлена молча покачала головой.
— Почему тогда вы решили, что мне грозит опасность? Почему она грозит именно мне, а не вам или маме?
— Она же сказала, Марлена. Предполагают, что лихоманка поражает людей с развитой фантазией, воображением. Считается, что чем выше твой ум над обыденностью, тем более подвержен он лихоманке. И поскольку твой разум является самым необычным из всех, с которыми мне приходилось иметь дело, я опасаюсь, что ты окажешься необычайно восприимчивой к ней. Комиссар распорядился, чтобы я не ограничивал твою свободу действий на Эритро, чтобы ты увидела и испытала все, что пожелаешь. Мы даже обязаны обеспечить твое передвижение вне Купола — если ты захочешь. Ты думаешь, что он был просто добр к тебе — но разве не может статься, что, разрешив тебе выходить из Купола, он просто надеялся, что ты подхватишь лихоманку?
Марлена слушала, не проявляя эмоций.
— Разве ты не поняла, Марлена? — спросила Инсигна. — Комиссар желает тебе не смерти. Уж в этом-то мы его не можем обвинить. Он просто стремится погубить твой ум, хочет, чтобы ты заразилась.
Марлена невозмутимо слушала.
— Но если комиссар Питт пытается меня погубить, — наконец заговорила она, — почему вы хотите отослать меня прямо к нему в лапы?
Генарр поднял брови.
— Мы уже объяснили. Здесь тебе опасно оставаться.
— Но разве рядом с ним я буду в безопасности? На что он может решиться в следующий раз — если он действительно хочет погубить меня? А так он будет ждать, когда я заболею, ждать, ждать — и в конце концов забудет обо мне — не так ли? Но только если я останусь здесь!