Он протянул руку и осторожно коснулся кончиками пальцев неровной поверхности кожи.
- Дурак ты, Женька, какой же ты дурак, - прошептал он, скользнув вдоль шрама к сгибу локтя, зацепил край рукава и опустил обратно. – А как же родители, Женька? А как же те, кто за тебя волновался?
Верни спрятал руку под одеяло и шмыгнул носом.
- Я им не верил. Я думал, что им будет проще, если меня не станет. Моя ремиссия тоже закончилась неудачно. Но я больше не хотел умереть, хотел жить ради того, что мы с Олегом хотели сделать вместе. Я поклялся, что никого никогда не полюблю так, как его.
Сердце Котьки ухнуло вниз, провалилось куда-то в желудок. И хотелось спросить, даже закричать – а я? А как же я?! Но он не стал этого делать, даже в лице не изменился. Когда говорят такие вещи, значит, хотят, чтобы их услышали и поняли. Светка часто рассказывала про своего бывшего парня, но так плохо, что Котька как идиот гордился, что он-то не такой, и никогда таким не будет. Жалкая гордость. Велика заслуга быть чуть лучше какого-то бабника и тупицы из деревни. А быть лучше Олега невозможно, и дело не в том, что он был первым у Верни, дело в этом голосе, который меняется, когда говорят о любимом человеке. О Котьке никто и никогда так не говорил, и, скорее всего, не будет. Он слишком обычный. И из больницы не побежал бы, наверное.
- А почему ты выбрал меня? Потому что у меня нет денег?
Иногда Котька был жестоким. И к самому себе, и к окружающим. Можно это объяснить невнимательностью матери или его темпераментом, привычкой, всей этой кучей умных слов, про которые пишут книжки. Но чем бы это ни оправдывалось, жестокость присутствовала и била по нервам. Быть может, ещё поэтому у Котьки не было друзей. А кто захочет слышать вечную правду про себя? Исключительно в негативе, чтоб больше не спрашивали?
Но Женька не обиделся, казалось, что его нисколько не задел этот вопрос. Котька видел в его взгляде понимание. Понимание его отчаяния. Когда они успели так сблизиться? Вот прям и говорить не нужно: всё и так понятно, без слов.
- Нет, не из-за денег, - Женя тяжело вздохнул. На его щеках горел лихорадочный румянец. Пора уже прекратить этот нервный разговор. Но так хотелось знать… А что же Котька, ну хоть чуть-чуть нужен, интересен, важен?
- А из-за чего?
- Я давно заметил, что ты смотришь на меня иначе, нежели все остальные.
- Как иначе? Я видел, как ты общаешься с Митей, как Конь смотрит тебе в рот, а Конь никому никогда не смотрит в рот, он сам всё знает. А я-то почему?
- Потому что ты первый заговорил со мной, потому что ты считаешь меня чудом…
- Я похож на Олега? – Котька, усмехнувшись, даже приподнялся на локте, ну такое смелое предположение – волос дыбом, честное слово. Это с ним что-то неладное, совсем крыша поехала. А вдруг…
Женька засмеялся. Очень уж хорошо он смеялся, так добро и искренне, как маленький ребёнок, который ещё не умеет актерствовать и клоунадничать. И смеётся просто потому, что ему весело.
- Совсем не похож.
- Засада, - картинно выдохнул Котька. – А хотелось тоже великой любви.
- Ещё будет.
Смех стих. В комнате стало как-то неуютно. И в голову мысли полезли нехорошие, о том, что Женьке непременно нужно ложиться в больницу, а это значит - уезжать. На сколько? На полгода? На два года? А если опять не поможет?
Верни закрыл глаза и зябко поёжился. Котька потрогал его лоб – не очень горячий, уже лучше, но всё это мертвому припарки: не то они лечат, это же не обычная простуда, чтоб всё моментально прошло.
- Голова болит?
- Постоянно, - не открывая глаз, ответил Женя.
Котька склонился над ним и прикоснулся губами ко лбу.
- Можно я тебя поцелую?
- Можно, - коротко вздохнув, ответил Верни. По его щеке прокатилась слезинка, и ресницы намокли. Ну почему нельзя сделать так, чтобы желания исполнялись? Какие идиоты придумывают эти сказки про волшебные бороды, палочки-выручалочки, орешки, цветики-семицветики? И даже будь ты взрослым, циничным и неверующим, иногда так хочется, чтоб свалился с неба этот самый цветочек, или ещё какое-нибудь чудо случилось… Ну пожалуйста, пожалуйста…
Котька помнил, что задремал после того как Женя уснул. Ему стало чуть легче, и бессонная ночь, наконец, дала о себе знать. Казалось, что это снится, нереальное чувство – Котька слышал, как кто-то плачет… Где-то совсем рядом, а он был ещё во сне, как под толстым слоем воды. И хотелось переждать, чтоб прекратили плакать, потому что это неприятно, пугает, давит на расслабленный мозг…
Котька широко открыл глаза. В комнате было сумрачно, вот это он продрых! Верни рядом не было, но подушка его ещё была тёплой. Хотелось уткнуться в неё носом и полежать так ещё минутку. В ванной шумела вода. Котька невольно прислушался. Знакомый звук, звук из сна – кто-то плакал, негромко всхлипывал… Женька.
Котька вскочил с кровати, запутался в одеяле, свалился на пол, больно ударившись коленками, но всё это потом.
Ну где же его родители?! Почему они оставили своего больного ребёнка одного?! И как ответ на его вопрос послышался тихий голос Верни. Откуда-то из кухни. Котька замер, вслушиваясь.
- Мама, можете приезжать, я согласен. Да, я дома… Нет, не один. Да, я ещё могу ходить. Конечно, доеду… мам, только не плачь… Я же согласился. Буду ждать, только приезжайте быстрее…
Котька почти бесшумно прошёл в кухню и остановился, глядя на сидящего за столом Верни. Он был в одной майке, такой худой, такой прозрачный, - непонятно, как он вообще двигается. На левой руке темнел шрам от пореза, весь правый локоть был синим, почти серым. Скорее всего, из-за иголок капельницы. Женька поднял голову и посмотрел на Котьку покрасневшими от слёз глазами.
- Я хотел попросить тебя ещё об одном одолжении, - начал он почти шёпотом.
- О чём? – растерянно спросил Котька и, пройдя по холодному линолеуму, встал напротив Женьки.
- Когда родители приедут, я хочу быть один. Тебе не нужно на это смотреть, - дрожащая рука потянулась за сигаретами, но Котька уверенно накрыл её и крепко сжал. Совсем холодная… «Руки как лёд…»
- Ты меня выгоняешь? – голос дрожал, и губы тоже дрожали, и всё внутри замирало от ожидания, но Котька отчаянно хватался за мысль, что это ещё не всё, что это ещё не конец. Это невозможно, они же не могут вот так расстаться?
- Я прошу…Тебе это будет неприятно… зачем всё портить?
- А если я пообещаю, что мне не будет неприятно? Ты разрешишь мне побыть с тобой до их приезда?
- Упрямый… - Женька попытался засмеяться, но не смог, только слегка приподнял уголки губ, устало выдохнул: – Оставайся.
- Наверное, тебе лучше лечь.
- Наверное…
Когда Котькин отец умер, его самого не было дома. Он просто пришёл и увидел машину скорой помощи, стоящую около подъезда. А потом увидел открытую дверь квартиры и две табуретки на лестничной клетке. Чьи это были табуретки и почему они стояли около их приоткрытой двери, Котька до сих пор не знал. С тех пор он всегда боялся машин скорой помощи, припаркованных около подъезда. Потому что знал - иногда они приезжают за теми, кто тебе дорог.
Верни больше ни о чём не разговаривал, но и не спал, просто лежал с закрытыми глазами и ждал. Ждал, когда за ним приедет машина, машина «скорой помощи». Котька обнимал его одной рукой и чувствовал горячее дыхание на своём плече. Он хотел, чтобы всё это быстрее закончилось. Да, именно этого он хотел. Возможно, это была трусость. Самая низкая из всех возможных. Женькины родители знают, что нужно сделать, знают, как помочь, а он нет, не знал, и боялся, боялся, что дыхание остановится, а он не бог… Котька гладил Верни по голове и обнимал всё крепче и крепче. Быть может так, без слов, без всех этих ужасных, пошлых слов Женя поймёт, что если бы можно было поменяться местами, то Котька непременно бы сделал это.