Больше Лина никогда не приходила к ним в дом, а потом по городу прокатился слух, что она пыталась отравиться, да не вышло — ведьма что-то с зельем напортачила.
— Даже подохнуть не смогла, — пробормотал он тогда, — одно слово — dh’oine.
— Что ты сказал? — переспросила мать.
— Жаль, говорю, — отвернувшись, ответил Эйлер.
— Слушай, а ты в тот вечер ничего с ней… — начала мать, подходя ближе и беря его за подбородок.
— Ты о чем? — совершенно натурально изумился Эйлер.
— Я не слепая, видела, что нравишься ты Лине, танец ваш видела, и что ушли вы вместе. А после вечера того она ни разу к нам не пришла, как по-твоему, что я должна подумать?
— Что я обесчестил несчастную девушку и послал а d’yaebl aep arse?
— Эйлер! — повысила голос мать, а по её щекам пополз румянец.
— А разве нет? — он не отводил глаз от материнских — таких же светло-серых. — Клянусь, что не трогал её. Мама, разве ты забыла, что она dh’oine?
— Вино меняет многое, — сухо произнесла мать, — а выпили вы достаточно.
— Она выпила, а мне нужно в сто раз больше, чтобы лечь в постель с… — Эйлер осекся под предостерегающе-холодным взглядом, понял, что перегнул и тут же схватил материнскую руку, осыпал горячими поцелуями: — Squaess me. Но я действительно не коснулся Лины и пальцем. Не веришь? Спроси у нее сама.
Ходила мать к Лине или нет, Эйлер не знал, но с ним она больше о девушке не разговаривала никогда, а потом та и вовсе исчезла из города. Одни говорили, что ушла в Храм Мелитэле и дала обет безбрачия, другие — что отправилась в вызимский бордель. Что из этого было правдой, Эйлера не интересовало, он просто облегченно вздохнул, услышав эту новость. О том, что был груб и резок, он не жалел ни тогда, ни сейчас. Человеческая самка получила то, что заслужила. Он поступил совершенно правильно, потому что нет ничего хуже и отвратнее ненужной любви.
Такой же, в которой Эйлер сам сознался Яевинну. D`yeabl! А ведь именно так это все и выглядит! Он нужен командиру только как воин, а в остальном… Впрочем, он всегда может сказать, что не помнит никаких признаний или что в тот момент видел перед собой не командира, а… мать! Отличное оправдание, лучше и придумать нельзя. Только почему так не хочется пускать его в ход?..
Комментарий к Глава 6
Squaess me - извини меня
а d’yaebl aep arse - к черту в жопу
========== Глава 7 ==========
Эйлер вернулся в лагерь через две недели после ограбления банка. К этому времени его раны полностью затянулись, хоть при резких движениях еще давали о себе знать, особенно бедро, а на теле появились первые шрамы. Трисс настоятельно рекомендовала воздержаться от плясок с оружием в ближайший месяц, да и вообще не хотела отпускать так рано.
Однако эльф настоял, не собираясь злоупотреблять гостеприимством чародейки, здорово рискующей, скрывая у себя раненого бандита — того, кто мог пролить свет на ограбление, или даже выдать местоположение сообщников, исчезнувших в неизвестном направлении. Конечно, добровольно эльф делать бы этого не стал, но у палачей есть масса способов развязать язык.
Если бы Эйлера схватили, не поздоровилось бы и самой Трисс, нарушившей закон, запрещающий оказывать «белкам» какую-либо помощь. На шибеницу чародейка, возможно, и не угодила бы, но из города была бы выслана однозначно, лишена имущества и привилегий, которыми обладала, как королевская советница.
Кроме того, эльф ощущал себя лишним в доме, где жила любовь, ясно читавшаяся во взглядах и прикосновениях, которыми обменивались Трисс и Gwynbleidd. Эльф знал, как нужно бывает влюбленным уединение, как мешает присутствие в доме постороннего, хоть и делающего вид, что ничего не замечает.
Потому и ушел, как только почувствовал, что голова уже не кружится, стоит только встать с постели, руки и ноги не дрожат от слабости, а тело слушается его по-прежнему. Почти по-прежнему. Впрочем, чародейка сказала, что через пару месяцев он вообще забудет о том, что был так тяжело ранен. Эйлер ей верил.
Трисс стала первой человеческой женщиной, к которой он не испытывал отвращения. Возможно, это происходило потому, что чародейка была слишком красива для dh’oine? Или потому, что у нее оказалась очень приятная, удивительно искренняя улыбка и сияющие голубые глаза? Или потому, что от Трисс всегда очень приятно пахло? Её запах ничем не напоминал вонь, исходящую от обычных людей.
А может, все было гораздо проще: чародейка спасла его жизнь, не думая о том, что может пострадать из-за этого. Разве можно ненавидеть или презирать того, кто рискует собой ради тебя? Особенно если до этого вы ни разу не видели друг друга? Нет. На столь черную неблагодарность Эйлер способен не был, потому и родились в его душе горячая признательность и уважение к рыжеволосой женщине с солнечной улыбкой.
Прощаясь, он осторожно взял руку Трисс, пахнущую чем-то приятным и нежным, поднес к губам и коснулся легким поцелуем. И тут же отпустил, смутившись, опасаясь, как бы чародейка не обиделась за такую дерзость. С нравами и обычаями dh’oine Эйлер был знаком плохо, а этот жест считал достаточно интимным, но поступить иначе не мог.
И у него словно гора с плеч свалилась, когда Трисс не нахмурилась грозно, а звонко рассмеялась, крепко обняла его и взлохматила светлые волосы:
— Чтобы больше в таком виде мне не попадался! — шутливо погрозила пальцем. — Не идет тебе кровь, ну совсем не идет. Сейчас ты мне куда больше нравишься.
— Спасибо, — Эйлер почувствовал, что краснеет, — когда-нибудь я верну вам этот долг.
— Конечно, а куда ты денешься? — чародейка протянула ему небольшой узелок: — Здесь немного лечебного зелья и мазь: на болотах сыро, раны могут начать ныть, а это должно помочь.
— Спасибо, — повторил эльф, а потом последовал за ведьмаком, который уже ожидал его снаружи, чтобы провести через канализацию к болотам. После ограбления караул был усилен, и пришлым эльфам не стоило показываться в городе.
Любого из них могли схватить и тут же уволочь на допрос, обвинив в пособничестве «белкам», а то и в самом ограблении. Точно такая же судьба ожидала бы и того, кого застукали в обществе «остроухого бандита», а потому они шли очень осторожно, а вздохнуть свободно смогли, только спустившись в канализацию. В конце концов, утопцы и плавуны не так опасны, как люди, с ними куда проще справиться, особенно если рядом с тобой шагает ведьмак.
***
За время его отсутствия в лагере появилось множество новеньких. Это Эйлер заметил сразу же, как только ступил на знакомую поляну.
— О, а вот и наш герой! — радостно заорал Торби — краснолюд, с которым эльф успел подружиться еще до ранения. — И как оно? — от избытка эмоций, он толкнул Эйлера в бедро, и эльф невольно поморщился:
— Нормально, а вы здесь как?
— А что мы? Киснем от скуки и пухнем…
— От сивухи, — с усмешкой закончил один из эльфов, — ждем, когда же наконец Яевинн поведет нас в настоящий бой. Надоело дырявить стрелами мишени, я хочу убивать dh’oine.
— Все хотят, — рявкнул Торби, — но молчат. Поскольку командир велел покуда сидеть тихо и не высовываться. И ждать, когда он вернется.
— Вернется? — ощущая, как настроение стремительно рюхается прямиком в болотную жижу, уточнил Эйлер, уже успевший понять, что Яевинна в лагере нет. Сейчас вокруг него собрались все, кроме дозорных и… командира. — А где он?
— А черт его знает, — пожал плечами краснолюд, — он нам не доложился, куда утопал. Хотя мыслишки кой-какие есть.
— А именно?
— Да к Торувьель он смотался, помочь ей, дескать, надо, а то что-то там у ней не получается с отрядом. Только это он пускай дитям малым рассказывает, мы-то знаем, о какой помощи речь, — выразительный жест, мерзкий в своей непристойности, ошеломил Эйлера, и сохранить на лице равнодушное выражение было невероятно сложно, но он смог. И даже спросил, криво усмехаясь: