Но даже на мысль отвлекаться не стоило, потому что он тут же получил сокрушительный удар щитом в бок, не устоял на ногах, упал, чудом не выронив меча. Но поднять оружие не смог — рыцарь зарычал, наступил на кисть эльфа и занес над головой Эйлера меч. В глазах человека эльф прочел свой приговор и понял, что сейчас тяжелое железо раскроит его голову, возможно — рассечет тело до пояса и всё закончится. Из полных ненависти глаз dh’oine на него смотрела смерть.
Яростный крик сорвался с перекошенных губ человека, и вдруг стих так же резко, а сама голова слетела с плеч и покатилась по траве, отделенная от шеи неуловимо быстрым ударом ведьмачьего меча. Кровь хлестанула фонтаном, заливая Эйлера. На миг он снова встретился взглядом с Белым Волком и успел прошептать:
— Hanta.
Услышал ведьмак или нет, Эйлер не понял, потому что тот тут же отвернулся и снова ринулся в гущу боя. Эльф и сам последовал за ним уже через мгновение, потребовавшееся на то, чтобы поднять свой меч, успев порадоваться тому, что рыцарь не сломал ему пальцы. Он помог убить последнего из людей и огляделся, тяжело дыша и смахивая со лба пот испачканной в крови ладонью.
— Это все, — глухо обронил ведьмак, вытирая меч, — они неплохо дрались.
— Для dh’oine? — теперь промолчать было нельзя.
— Для фанатиков, — Gwynbleidd убрал оружие. — Темнеет. Стоит вернуться в лагерь до того, как сюда сбегутся все голодные твари с болот.
Эйлер согласно кивнул, окидывая себя взглядом и ощущая острое желание искупаться. От него зверски несло потом и кровью, а одежда теперь годилась только на то, чтобы вытереть ею сапоги. Кровь рыцаря засыхала на ней, бралась отвратительной бурой коркой и воняла смертью, которая сегодня прошла совсем рядом — на расстоянии ведьмачьего меча, спасшего его жизнь. Ощущать себя должником было неприятно, но Эйлер надеялся, что рано или поздно сможет вернуть этот долг. Правда, пока не имел понятия — как.
***
По возвращении в лагерь Эйлер отыскал в своем заплечном мешке чистую одежду, кусок мыла и полоску ткани, заменявшую полотенце. Прихватив все это, он пошагал к месту, где вода была относительно чистой, не слишком сильно воняла тиной и не особо привлекала утопцев. Краем глаза эльф успел заметить, что ведьмак и Яевинн снова беседуют — по всей видимости, о том, как прошел бой. Его самого командир не звал, а потому эльф решил не тратить оставшееся до наступления темноты время попусту и привести себя в порядок.
К счастью, идти далеко было не нужно, и очень скоро он уже срывал с себя залитые кровью тряпки, с отвращением бросая их на густую траву. Оставшись обнаженным, Эйлер быстро спустился к воде — прозрачной и холодной. Стараясь не обращать внимания на холод, начал смывать с кожи бурые разводы. Мылся тщательно, до скрипа, надеясь, что не успеет простудиться.
Плеск воды и громкое кваканье неугомонных лягушек заглушали все остальные звуки, а потому голос, раздавшийся за спиной, заставил Эйлера вздрогнуть и резко развернуться, запоздало сожалея, что оружие лежит слишком далеко. Но это был не враг. На берегу стоял Яевинн, скрестив руки на груди и внимательно разглядывая юношу. Смотрел пристально, изучающе, молча, а потом сказал совсем не то, что ожидал услышать Эйлер:
— Надеюсь, теперь ты веришь, что ведьмак — друг?
— Он спас мне жизнь, — Эйлер произнес это негромко и нехотя, словно сознаваясь в чем-то нехорошем.
— Вот как? — удивленно приподнял бровь Яевинн.
— Да, — кивнул Эйлер, удивляясь тому, что командиру об этом неизвестно. Почему-то эльф был уверен, что ведьмак обязательно похвастается своим поступком. Люди любят, чтобы их хвалили и благодарили, чтобы чувствовали себя обязанными. — Разве он не сказал?
— Neen. Gwynbleidd не из тех, кто предпочитает слова делу. Впрочем, ты и сам должен был понять это. Слушая меня, вовсе не обязательно прерывать купание, — добавил Яевинн, чуть улыбнувшись. — Или ты собираешься заодно покормить комаров?
— Нет, — буркнул Эйлер, снова поворачиваясь к командиру спиной и продолжая отмываться. Он чувствовал, что Яевинн по-прежнему изучает его взглядом, и это почему-то напрягало. Хотелось поскорее закончить и одеться, да и холодная вода не располагала к долгим водным процедурам. Плескаясь, он снова не услышал шагов, и когда плеча, а потом и спины коснулась рука, вздрогнул и замер, не решаясь повернуться. Касание было скользящим и легким, пальцы Яевинна — длинные и сильные — показались горячими и почему-то вызвали легкую дрожь, пробежавшую по телу.
— Здесь тоже кровь, — прозвучало негромко, на спину полилась вода, ладонь скользнула по коже, и Эйлер застыл, не понимая, почему пересохло во рту и куда-то подевались все слова. Осталась только дрожь. Странная, которой никогда раньше не было. — Теперь всё, — добавил Яевинн негромко, — жаль, что вода не может так же легко смыть память и боль, да?
— Yea, — еле слышно выдохнул Эйлер, не понимая, что с ним происходит, почему тело так странно реагирует на обычное прикосновение командира.
— Кровь здесь тоже бессильна, — прозвучало тихо и печально, — рано или поздно ты это поймешь. Пока же тебе достаточно знать: я рад, что ты с нами, — пальцы Яевинна по-прежнему лежали на плече Эйлера, и сейчас юноша все же повернулся лицом к командиру. Хотелось прочесть в глазах подтверждение только что услышанных слов. С губ сорвалось:
— Правда?
— Чистая, как сейчас ты, — ответил Яевинн, чуть улыбнувшись, взял Эйлера за подбородок и заглянул в глаза. Смотрел долго, не произнося ни слова, а потом так же молча убрал руку, развернулся, пошел к берегу и, уже выйдя на траву, бросил: — Не опоздай на ужин, — и растворился в сумерках.
А Эйлер стоял, застыв словно собственное изваяние, смотрел в спину уходящего командира, уже не пытаясь унять дрожь, пробивавшую тело. Конечно же потому, что вода была холодной, а вовсе не из-за прикосновений — неожиданных и… нежных. Почему-то пробудивших в нем то, что безуспешно пыталась нащупать рыжая вызимская шлюха.
Тогда Эйлер не ощущал ничего, кроме брезгливого отвращения, а сейчас кровь стучала в виски, тело подрагивало от охватившего эльфа возбуждения. Неожиданного. Испугавшего самого Эйлера. Заставившего его глубже войти в воду, ставшую совсем уж ледяной, чтобы охладить пылающую кожу.
Плеская водой в лицо, Эйлер пытался разобраться с тем, что же только что случилось? Почему его тело отозвалось на невинное прикосновение Яевинна так, как должно было отвечать на женскую ласку? И почему не желает успокаиваться до сих пор, напоминая о себе ноющей болью в паху. Почему? Неужели он один из тех, кто предпочитает делить ложе с… мужчинами?
Но если это так, почему раньше ничего подобного не происходило? Почему ни один из друзей или товарищей по оружию не вызывал у него таких желаний? Почему это случилось сейчас, когда его коснулся тот, с кем никогда не случится взаимность? Нет, ничего предосудительного в подобной страсти эльф не видел. Это случалось среди Aen Seidhe нередко и никого не удивляло и не смущало. А чему удивляться, если долгая жизнь сама располагает к разного рода экспериментам? Просто кто-то предпочитает dh’oine, а кто-то…
Справедливости ради стоило отметить, что чаще всего эксперименты не превращались в нечто большее. Любопытство было удовлетворено, еще одна грань удовольствий познана, и желание угасало, так же быстро, как появлялось. Подобные пары практически никогда не образовывались надолго, распадались, когда сходили на нет новизна и острота, а это случалось быстро. Даже быстрее, чем с женщинами, которые могли забеременеть и родить детей, связывающих партнеров куда крепче, чем чувства, рано или поздно становящиеся банальной привычкой.
Страсть или любопытство, толкнувшие мужчин в одну постель, уходили, и каждый шел своей дорогой, помня о полученном опыте, но обычно не возвращаясь к нему. Обо всем этом Эйлер слышал от других, читал в книгах, но никогда не замечал за собой интереса к своему полу. Впрочем, влечения к женщинам он точно так же не чувствовал, потому-то и не спал еще ни с кем.