Эйлер вспомнил, что как-то брат пытался затащить его в бордель, чтобы он наконец-то стал мужчиной, но ничего из этой затеи не вышло. В тот вечер Эйлер слишком усердно налегал на алкоголь, и когда дело дошло до «самого главного», был способен только нечленораздельно бормотать какую-то чушь, а потом и вовсе уснул, уронив голову на стол.
Утром брат здорово повеселился, глядя на помятого и больного Эйлера, и сказал, что каждому дается три попытки. Но оставшиеся две юноша так и не использовал. Предпочитал проводить время в лесу, а собственное тело было так просто успокоить рукой, не прибегая к посторонней помощи. Эйлера это не напрягало. В конце концов, все развиваются и растут по-разному, это как с цветами, у каждого из которых есть свой срок. Его время просто еще не пришло. Так он тогда думал. А сейчас?.. Что случилось сейчас?..
Ничего. Это была просто реакция на бой. Адреналин и возбуждение, которых он не заметил тогда, проявились теперь. И Яевинн тут вовсе не при чем. Это случилось бы, даже если бы командир и не прикасался к нему, решил Эйлер, уже выйдя из воды и тщательно вытираясь. Если бы он на самом деле был из любителей мужчин, это проявилось бы раньше, а раз подобного не происходило — нечего и забивать себе голову ерундой.
Комментарий к Глава 4
Hanta - спасибо
========== Глава 5 ==========
Однако не забивать голову у Эйлера не получилось. Стоило только посмотреть на Яевинна, и память услужливо подсовывала тот разговор и прикосновение, которое, казалось, до сих пор горело на коже. Это смущало и заставляло тут же отводить глаза и усердно вспоминать что-то не очень приятное, поскольку тело… Оно тоже начало вести себя отвратительно, отказываясь подчиняться рассудку и идя на поводу у желаний, которые раньше почему-то не возникали.
Ночи, до этого отравленные кошмарами, стали еще большей пыткой, потому что порой приносили с собой сновидения, о которых и вспоминать-то поутру было неловко. И если днем держать в руках и вести себя как обычно получалось, то ночью дела обстояли намного хуже. Больше всего Эйлер боялся, что однажды во сне с его губ слетит имя, известное каждому в отряде, но явно не в таком смысле, который придаст страстный стон.
Спасти могло только постоянное бодрствование, но выдержать это долго Эйлер бы не сумел. Да и какой воин будет из того, кто почти не спит? Сонная муха и та покажется пущенной из лука стрелой, по сравнению с ним! Кроме того, хронически невысыпающийся будет подвергать опасности не только свою жизнь, а этого никак нельзя было допустить.
В конце концов, Эйлер решил махнуть на опасность разоблачения рукой. Будь что будет. Эльф был уверен, что Яевинна подобная новость не удивит и не шокирует. Разве что заставит приподнять бровь и иронично улыбнуться, поскольку сам он ничего подобного к Эйлеру не испытывал. Разговаривал по-прежнему ровно и холодно, словно не было того вечера и прикосновения, не выделял Эйлера из команды, не приближал к себе и не давал никаких поблажек.
Это наводило эльфа на мысль, что особенность тому прикосновению придал он сам, а Яевинн действительно просто помог смыть кровь. Никто ведь не может увидеть свою спину без зеркала, так что ничего удивительного в желании командира помочь члену отряда не было. И не его вина, что у некоторых оказалось слишком богатое воображение и неверно отреагировавшее тело.
И не только тело. Вскоре Эйлер понял, что ему хочется не просто лечь с Яевинном в постель и снова ощутить легкие горячие прикосновения рук, а потом поцеловать губы, так редко улыбающиеся. Узнать, каковы они на вкус, а после отдать командиру тело, как уже давно отдал душу. Хочется быть рядом не только на ложе, но и в бою, охранять, разделять его боль и воспоминания, которых у Яевинна было намного больше.
Эйлеру хотелось так отблагодарить за доверие, когда-то ставшее той соломинкой, что не позволила утонуть в море ненависти и отчаяния. Ведь если бы тогда Яевинн не принял его в бригаду, в живых его бы уже не было. Одиночке очень сложно выжить в мире, в котором убивают из-за формы ушей, количества зубов или роста. По сути, это невозможно. Особенно если ты не обладаешь каким-либо особым талантом, таким как магия или искусное обращение с оружием.
Эйлера богиня ничем подобным не одарила, он был самым обычным Aen Seidhe, разве что в жилах текла чистая кровь, но никаких преимуществ в плане выживания это не давало. Скорее наоборот. Внешность мгновенно становилась пропуском на тот свет, стоило только вспыхнуть пламени очередного погрома. Так что это Яевинну он был обязан тем, что до сих пор жив. Яевинну и… ведьмаку, который уже не вызывал у Эйлера ненависти или подозрений.
Кстати, желания сблизиться Gwynbleidd у него тоже не пробуждал, равно как и любой другой член отряда. Заставлял погружаться в неприличные фантазии только Яевинн. Это было мучительно и мешало сосредоточиться, а потому Эйлер дал себе слово как можно скорее избавиться от мечтаний, которые никогда не станут реальностью. Думать и вспоминать о чем и о ком угодно, кроме Яевинна. Однако и здесь ждало разочарование.
Беда была в том, что стараясь выбросить из головы командира, Эйлер невольно возвращался в прошлое, погружался в воспоминания, до сих пор мучившие, ощущал всю ту же вину и боль утраты. Он попал в заколдованный круг и понятия не имел, как выбраться. Что предпочесть: холод прошлого или жар настоящего? Во что погрузиться, зная, что и то, и другое обязательно причинит боль? Первое — напомнит о потерянном навсегда, второе — о том, что никогда не будет обретено. Молот и наковальня, между которыми смятым, бесформенным куском металла он сам.
Оказавшись между ненавистью к dh’oine и любовью к Яевинну, Эйлер ощущал себя так, словно попал в трясину и теперь медленно, но верно тонет, уходит на дно, а все попытки выбраться только ускоряют путь вниз. Вот и сейчас он сидел у костра, тщетно пытаясь согреться и избавиться от разбудившего кошмара, не думая о командире.
Слишком велика была опасность угодить из одной ловушки в другую, особенно если сам Яевинн вдруг бесшумно появился у костра, молча сел рядом и протянул к пламени руки. Он находился сейчас так близко, что Эйлер ясно ощущал запах, исходящий от одежды командира, видел серебристые нити в черных волосах Яевинна и блеск зелёных глаз, устремленных в огонь.
— Кое-что никогда не меняется, — глухо заговорил Яевинн, не глядя на Эйлера, — много лет назад я точно так же решил, что чужая смерть способна исцелить от боли меня самого. Я ненавидел людей и горел желанием убивать. Был уверен, что они могут быть только врагами Aen Seidhe. Я ошибся.
— Вы перестали ненавидеть? — спросил, чтобы не молчать, Эйлер, стараясь, чтобы голос звучал ровно, ничем не выдавая охватившее эльфа волнение.
— Нет. Я понял, что холодное презрение лучше пылающей ярости. В пламени можешь легко сгореть ты сам, а холод удержит от необдуманных и поспешных шагов. Можно геройски подохнуть в первом же бою, а можно десятки, а то и сотни лет выпалывать сорняки, высасывающие соки из нашей земли. Ты понимаешь, о чем я?
— Думаю… да, — не сразу ответил юноша.
— Думаешь? — иронично повторил Яевинн, поворачиваясь к Эйлеру. — Этого мало, чтобы выжить. Я хочу, чтобы ты это понял. И сохранил здесь, — ладонь командира легла на грудь юноши прямо над сердцем, гулкие удары которого теперь уже не были для Яевинна секретом. — И желательно сделать это до того, как твоя собственная жизнь будет висеть на протянутой над пропастью смерти паутине, грозящей вот-вот оборваться. До того, как ты узнаешь, что такое настоящая боль, увидишь, как твоя кровь заливает траву, ощутишь, как с каждым мгновением становишься слабее. До того, как проведешь ночь в обнимку со смертью, не зная, заберет она тебя с собой или уйдет одна, решив дать тебе шанс.