«Слабая женщина» тем временем потащила из глянцевой картонной коробки очередную пилюлю.
- Дай сюда! – Мюрелло отнял и уже полупустую коробку и пилюлю. Кристина проводила ее печальным взглядом. Жестокий Мюрелло…
- Мне надо успокоиться.
- Успокаивайся.
- Без пилюлек не получается.
- А с ними тем более не получится. Сколько ты уже съела?
- Семь… надцать.
- Сколько?!
- Шучу. Четыре… сейчас. И перед… перед башней еще две.
- Хватит. Они перестали работать еще на четвертой. Скоро их действие окончательно пройдет, а все переживания, которые вы хотите заглушить с их помощью – вернутся. А пилюли УЖЕ не действуют.
- И что же мне делать? – Кристина подняла глаза, в которых отражались голубое небо и печаль.
Их разговор прервал противный скрюченный старикашка, чем-то похожий на Скруджа, того, что из фильма «Рождественская история»:
- Простите, кто заплатит мне за витрину?!
Чтоб тебе духи Рождества приходили каждую ночь… Голос старикашки ржавым сверлом впивался в начинающую болеть голову. Кристина медленно достала чековую книжку.
- Витрина разбита, взломана дверь, сломаны замки, похищен дорогой кара…
- На.
В грудь старикашки впечаталась бумажка чека. Он развернул ее…
- Эл… Госпожа Эллинэ?! Простите, простите, пожалуйста, я вас не узнал, никаких проблем, никаких претензий…
Видимо, сумма его вполне устроила. Хорошо быть богатым.
Только радости это не приносит.
Мюрелло проводил хмурым взглядом из-под бровей чуть ли не подпрыгивающего старика, хозяина оружейного магазина, после чего, приосанившись, перехватил поудобнее карабин с оптическим прицелом, осознав, что теперь он – его безраздельная собственность. А карабин, из которого заполевали самого Спектра – это, знаете ли, такая вещь, которую не стыдно повесить на стену, чтобы потом, в старости, было что рассказывать внучкам, покачиваясь в кресле-качалке.
- Пей, - он протянул Кристине плоскую фляжку. Та машинально отхлебнула…
- Господитыбожемой! Что это такое?!!
По вкусу содержимое фляжки напоминало концентрат коньяка, вкусовой бомбой взорвавшейся на языке и огненной рекой стекшей в желудок. Кристине чуть ли не мгновенно захотелось жить и работать.
- Это наш фамильный рецепт, - подмигнул ей телохранитель.
- Ты родился в семье рабочего. ЭТО настояно на стальных стружках?
- Пусть это останется моим маленьким секретом, - Мюрелло усмехнулся, чуть приобнял Кристину за плечи, погладил по голове… И замер. Замерла и сама Кристина:
- Скажи, а почему это мы ведем себя, как… как семейная пара?
Она посмотрела на Мюрелло каким-то новым взглядом. А ведь он только что спас ей жизнь. Причем не в первый раз. И она чувствует себя рядом с ним, как… Как за каменной стеной, правильно.
Она что, влюбилась?
Да нет, глупости какие… Этого не может быть. Чтобы женщина влюбилась в своего телохранителя, который проводит с ней времени больше, чем кто бы то ни было, который спасает ее – где ж такое видано?
Точно. Влюбилась.
- Так, - Кристина резко встала, стряхивая неловкость ситуации.
Пойдем путем… «Will always love you…» - пропела у нее в голове Тина Тернер. Нет, другим путем. Путем Скарлетт О’Хара.
Мимо пробежал мальчишка-газетчик, выкрикивающий сенсационные заголовки – в которые таинственное падение известного светского льва с башни, естественно, не попало – «Пожар в столичном госпитале для умалишенных! Побег пациентов! Очередная забастовка! Новый удар металлистов! Призраки в Столичном музее! Директор все отрицает!»
О! Столичный музей!
- Давай-ка мы отправимся в Столичный музей, - сказала она.
Нужно закрыть один гештальтик…
Ей нужно найти неуловимого доктора Воркеи. Который задолжал ей космический корабль, а вождям металлистов – новую порцию оружиенейтрализующего газа. И теперь она, наконец, поняла, где его искать. И подсказал это, внезапно, Спектр.
Гений, с изуродованным лицом, который скрывается от глаз людей. Какая ассоциация придет в голову первой? Поправка: первой придет в голову жителю Земли двадцать первого века, обладающего хотя бы минимальным культурным багажом?
«Призрак Оперы».
А ГДЕ скрывался от людей Призрак? Правильно, в собственноручно построенном здании Оперы. Доктор Воркеи, правда, никаких здании не строил… Зато строил его отец. Здание Столичного музея, например.
Никто не мог проследить, как доктор проникает в музей – даже опытные металлисты – потому что он туда не проникает.