Он устремился в спальню.
— Только не в постель, — выговорила она более отчетливо.
— Нет?
А ему казалось это самым подходящим для них местом.
— Поставь на ноги. Сейчас же! — приказала она, вырываясь из его рук.
Хоть и противно это было разбушевавшемуся инстинкту, но Карлосу удалось-таки сдержать себя и не рухнуть вместе с ней на кровать. На ноги он ее поставил, но убирать руки с талии не стал. Если уж не дал своей Золушке убежать с бала одной, то и теперь не отпустит.
— Я не хочу, чтобы ты порвал мое платье, — объяснила Присцилла.
— Куплю тебе другое.
— Нет, это платье особенное. Включи свет, Карлос.
— Свет, — повторил он эхом, размышляя над тем, что «особенное» — это хороший признак.
Значит, можно и отпустить. На несколько секунд. Только чтобы включить свет.
Прекрасные зеленые глаза Присциллы искрились весельем, дразнили плутовским озорством.
— Теперь моя очередь раздевать тебя, — заявила она подчеркнуто решительно. — Ведь прикосновения разрешены.
Все правильно. Только так и должно быть между ними. Можно ничего не скрывать и быть самим собой. Вот она — волнующая, полная свобода!
— Да, — сказал он, зная, что улыбается так же, как она.
Их мысли и желания в точности совпадают. Никаких барьеров, никаких запретов. Ничто не отделяет их друг от друга, кроме одежды.
— А что, если по очереди? Мой галстук — твои цепочки, мой пиджак — твое платье. — Карл вопросительно вздернул бровь, глядя на нее. — Так будет намного быстрее.
Присцилла опять засмеялась и начала развязывать его бабочку.
— Я не хочу быстро, Карлос. Хочу наслаждаться каждым мгновением.
Неожиданно до него дошло. И хотя ему очень хотелось услышать это от нее, он выпалил сам:
— Ты по-прежнему любишь меня!
Фраза прозвучала не вопросом, а утверждением, потому что какой смысл спрашивать, когда ощущаешь на себе руки любимой, смотришь ей в глаза и все в тебе поет от счастья.
Присцилла вздохнула с притворным сожалением.
— Похоже, прилепилась я к тебе. Уж не знаю, на беду свою или на радость. Но если ты задумал отобрать у меня кольцо...
— Я хочу, чтобы ты произнесла это, Присцилла, — прервал ее Карлос, сгорая от нетерпения услышать слова, которые были необходимы ему для полноты счастья.
Присцилла вытащила галстук из-под воротничка, сплела пальцы у него за шеей, подняла ресницы и произнесла:
— Я люблю тебя, Карлос Рикардо де Мелло. Другого любимого мужчины у меня не было и никогда не будет.
Это обещание она донесла на своих губах до его губ. И в сердце Карлоса словно произошло извержение огненной лавы, когда они слились в поцелуе, за которым последовал еще один и еще. С жадностью изголодавшихся они накинулись друг на друга, возрождая понимание, разгоняя последние теневые завесы над любовью, которая больше никогда не окажется во власти мрака.
Он был прекрасен, опьяняюще прекрасен. Видеть его тело, ощущать его кожей, вдыхать его запах... Присцилла чувствовала, как все ее существо переполняется счастьем. Ее мужчина, ее половина во всех смыслах этого слова. Это было единение такого рода, о котором она мечтала прошлой ночью, в котором отдавать и получать равно восхитительно. Они испытывали исступленный восторг любить и быть любимыми, острое наслаждение от прикосновений. Не только физически, глубинный процесс удивительного слияния происходил в их сердцах, мыслях и душах.
Было что-то невероятное, исключительное в той стремительности, в которой возрождалось все разрушенное два года назад — не находившие отклика их насущные потребности и желания, их надежды и мечты. Словно их чувства друг к другу застыли в ожидании, попав в ловушку искривленного времени, чтобы теперь, чудесным образом ожив, вырваться на волю.
Когда он медленно вошел в нее и лицо его склонилось к ее лицу, оба испытали волшебное чувство предельной близости. В глазах их отражался взаимный восторг. И это тоже было чудом — ей послушался небесный голос, его голос, который прошептал: «Присцилла», словно пробуя имя на вкус. А в затуманенном мозгу Присциллы билось: Карлос... Карлос... Карлос.
Это были и свет, и радость, слившиеся в ритме движения, который стал праздником жизни для них двоих. Она обвила его тело ногами, движимая ликующей одержимостью, и выгнулась навстречу. Началось пиршество любви, где формальная сторона их отношений не имела никакого значения.
Потом не было никаких мыслей, только ощущения, мощные наплывы ощущений, уничтожавшие все, кроме чувства их единения. Пульсирующий поток чувственности словно зажил самостоятельной жизнью, подчиняя их себе, унося к вершинам совершенного наслаждения.
— Благодарю тебя, — шепнул Карлос, в изнеможении опускаясь рядом с Присциллой. — Благодарю за то, что ты есть и что ты меня любишь.
— Иначе и быть не могло, — прошептала она, чувствуя это как нечто неизменное, истинное, вечное. — Без тебя, Карлос, я жива только наполовину.
— И я без тебя. — Он приподнялся на локте. В его темных любящих глазах светилась нежность. — Где бы ты предпочла жить в будущем, в нашем с тобой будущем, Присцилла? Если хочешь, чтобы я переехал в Канаду...
— Нет! — Она была потрясена подобным самопожертвованием. — Твоя жизнь здесь, Карлос. Я счастлива остаться с тобой.
К тому же она обещала его матери не лишать ту сына. Она не могла усугублять ее горе, увезя Карлоса от всего, что было так дорого Элде Регине.
— А как же твои родные? — мягко напомнил он ей.
Присцилла немного помолчала, зная, что будет скучать без них, и мысленно сетуя на разделяющее их расстояние. Но, к счастью, они живут не в каменном веке. И самолеты давно уже изобретены.
— Мы могли бы навещать их, как ты думаешь? — с надеждой спросила она.
Карлос улыбнулся.
— Так часто, как тебе этого захочется, любовь моя. И конечно же я прилечу в Канаду, чтобы познакомиться с твоими родителями и обсудить с ними план нашей свадьбы.
— Договорились, мистер Плановик, — поддразнила она его. — И что у тебя дальше по графику?
Он ухмыльнулся.
— Ну, поскольку я очень скоро должен буду отвезти тебя в аэропорт, где томится в ожидании своей сестры Робер, то...
Карлос намеревался сдержать обещание, и это было правильно. Но им оставалось так мало времени побыть вместе теперь, когда...
— ... то полагаю, что мог бы последовать за вами на следующей неделе.
Легкий приступ разочарования тут же сменился радостью. А это еще более правильно, удовлетворенно подумала Присцилла.
— Ты за это время успеешь подготовить родных, — продолжал он излагать свой план. — Да и мне нужно время разобраться со своими.