Он мотает головой. Это даётся ему с трудом.
- Давайте я в скорую позвоню, — предлагаю.
Он снова отрицательно машет головой, пытается поймать мои руки, силиться что-то возразить.
- Не надо, Валя… — выдавливает он. — Все не так плохо…
- Как же! — с горечью усмехаюсь. — Как оживший мертвец! Где у вас телефон?
- Валечка, на «ты»… Я же просил… И не звони никуда. Помоги лучше до туалета дойти…
Я подставляю своё плечо. Волоку эту тушу до уборной. Он тяжёлый, тело нетренированное ни разу, еле ноги переставляет. Пока он справляет нужду, я зачем-то иду в кухню и почему-то ставлю чайник, начинаю мыть посуду. Еды у него нет, холодильник пуст. Нахожу какую-то крупу. Сварить? Не, обойдётся. Я разливаю пустой чай по чашкам. Учитель выходит из уборной сам, опираясь о стенку, бредет в кухню. Опускается на кухонный уголок, обитый ярко-красным клеенчатым материалом (вырви глаз, если честно! Додуматься ещё надо).
- Как в школе, Валя? — спрашивает он с кривой улыбкой.
- Да вот, — отвечаю, — обжешник заболел, то есть врёт, что заболел. На деле дома с синяками, голодный и несчастный.
- Валя… — он опускает голову, — ну, зачем ты так?
- А что с вами случилось? — смотрю на него в упор.
- Шёл домой, — начинает тихо, — встретили у парадной. Отвели за гаражи. Побили.
- Гопники что ли? Обокрасть хотели?
- Не знаю…
- Так надо в полицию заявить. Чего в скорую не обратился? Чего заяву не накатал? — я неожиданно для самого себя начал называть учителя на «ты». — Если не запомнил их, то я подскажу. Они всех тут достали уже! Прохода не дают!
- Не надо никуда… — бедный, чуть не плачет. — Я сам виноват… Буду осторожнее.
- Как знаешь!
- Валечка, помоги дойти до кровати, — просит он.
Я волоку его в обратном направлении, сваливаю на диван. Он просит не уходить.
- Валечка, сходи в аптеку. Пожалуйста.
- Хорошо. Где деньги взять?
- В тумбочке.
Беру деньги, иду в ближайшую аптеку и покупаю зеленку, йод, мази всякие, пластыри, бинты, витамины, обезболивающее. Возвращаюсь и помогаю Сергею Вениаминовичу полечиться. Предлагаю разогреть бабкин суп, но он отказывается. Говорит, что очень рад тому, что я зашёл.
- О вас совсем заботиться некому? О тебе то есть…
- Некому, я же один живу. Ты придешь ещё?
Молча киваю и быстро прощаюсь. Бабке дома сообщаю, что обжешник гриппует, но не при смерти. Бабуля меня хвалит. Вот какой я молодец, учителя навестил, лекарства ему купил. Я отмахиваюсь от старушки и запираюсь в комнате. Надо бы уроки поделать, хоть отвлекусь, а то эта рожа разбитая так и маячит перед глазами.
Я, наверное, под впечатлением, не иначе. Но избитый учитель не даёт мне покоя почти всю ночь. Снится. Я иду на кухню, завариваю крепкий кофе. Муся ошивается рядом, в этот раз я её не прогоняю. В голове крутится мысль: учитель ОБЖ — Основ Безопасности Жизнедеятельности — и тупо попадает гопникам под горячий кулак. И после этого не бежит в больницу или к ментам, а ноет дома под пропотевшими одеялами и врёт на работе, что заболел. И как такое чудо-юдо может преподавать детям предмет о сохранности жизни, если сам себя ни фига не бережет.
Засыпаю я только под утро. И уже через пару часов меня будит бабушка. Пора на уроки. А у меня никаких сил. Говорю, что мне ко второму и зарываюсь в одеяло с головой.
Глава 4.
Уж не знаю какой демон меня попутал, но я теперь навещаю Сергея Вениаминовича каждый день. Уроки кончаются, после я заканчиваю с раздачей листовок и иду к педагогу в гости. По дороге забегаю в супермаркет, беру пиццу, лапшу для заварки, конфет недорогих, потом посещаю аптеку, докупаю йода и примочек всяких.
Обжешник мне радуется. Он выглядит куда лучше, сам перемещается по квартире, сам готовит, даже уборку делает. Потом мы телек смотрим. Всякую ерунду. Он меня в шахматы учит играть. Даёт свои книги почитать.
Бабуля не нарадуется: ах, какой молодец внучек, учителя навещает, здорово-то как! Классная тоже хвалит: ты, говорит, ходишь проведывать Голубкова, очень хорошо, передавай ему скорейшего выздоровления. Я на все это киваю с глупой улыбкой.