Но вот любопытный случай. В конце лета, кажется, 1913 года, меня пригласили на маневры возле Френшемских прудов в Олдершоте. Там были подразделения из восьми дивизий — гвардейцы, Черная Стража[248] и прочие вплоть до повозок со станковыми пулеметами — по две на батальон. Многие офицеры были на бурской войне субалтерна-ми, знакомыми Гуинна, одного из приглашенных, кое-кого знал я. Пока шел учебный бой, небо заволокло низкими тучами, потемнело, стало жарко, как на полупустынном плато в Южной Африке, я тем временем бродил по вереску, прислушиваясь к неудержимому грохоту ружейной стрельбы. Мне пришло в голову, что в такую погоду можно ждать всего, например огня скорострельных пушек или сигналов гелиографа сквозь плывущее облако. Словом, я чувствовал вокруг себя присутствие наших солдат, погибших на бурской войне, как бы вновь разыгрывающейся на мерцающем в жарком мареве горизонте; слышал стук копыт скачущей галопом лошади и некогда знаменитый голос, распевающий в движении вдоль фланга отборного батальона непристойную песенку («Но Винни одна из пропащих — бедняжка» — если только кто-то помнит такую или ее исполнителя в 1900–1901 годах). В перерыве мы улеглись на траве, и я сказал Гуинну о том, что на меня нашло, к моим словам прислушивалось еще и несколько офицеров. Результатом явилось прекращение маневров и торопливый отвод всех войск перепуганными командирами — солдаты тоже были сами не свои от страха, хотя не понимали почему.
Гуинн принялся рассуждать об этом явлении и добавил несколько подробностей бурской войны, которых я не знал; помню, этим заинтересовался молодой, ныне покойный герцог Нортумберлендский. Это впечатление так захватило меня, что я тут же написал начало рассказа. Но в спокойном состоянии рассказ все больше и больше казался фантастичным и нелепым, ненужным и истеричным. Однако я три или четыре раза вновь принимался за него и неизменно бросал. После Войны я выбросил черновик. Рассказ не принес бы ничего хорошего и мог бы открыть путь — и мою почту — для бессмысленной дискуссии. Существуют люди, жадные до так называемых «психических явлений». А я к ним не принадлежу. Человек, который, подобно мне, сталкивается со множеством случайностей и происшествий, должен сделать несколько удачных открытий или умозаключений. Но не нужно притягивать сюда «ясновидение» и прочие слова из современного жаргона. Я видел слишком много зла, горя и крушения здравых умов на дороге в Аэндор, чтобы сделать хотя бы шаг по этому опасному пути. Лишь однажды я был уверен, что «вышел за пределы обыденного». Мне приснилось, будто я в своей лучшей одежде, которую, как правило, не ношу, стою в шеренге наряженных подобный образом людей в каком-то просторном зале с полом из плохо подогнанных друг к другу каменных плит. Напротив меня во всю ширину зала другая шеренга, за ней как будто бы толпа. Слева от меня происходит какая-то церемония, я хочу ее видеть, но для этого требуется выйти из ряда, потому что толстый живот соседа слева закрывает всю картину. По завершении церемонии обе шеренги рассыпаются, движутся вперед и сходятся, большой зал заполняется людьми. Потом какой-то человек подходит ко мне сзади, берет под руку и говорит: «Я хочу поговорить с вами». Остального не помню; но сон был очень явственным и сохранился в памяти. Месяца полтора спустя я как член Комиссии по военным захоронениям присутствовал на церемонии в Вестминстерском аббатстве, где принц Уэльский[249] освящал мемориальную доску «Миллиону погибших» на Большой Войне. Мы, члены комиссии, выстроились в шеренгу вдоль стены нефа[250], лицом к стоявшим по другую его сторону членам правительства и за их спинами многочисленной публике в траурной одежде. Я совершенно не видел церемонии, потому что ее загораживал от меня живот соседа слева. Потом мой взгляд привлекли трещины в каменном полу, и я мысленно сказал себе: «Вот здесь я и был!» Мы рассыпались, обе шеренги двинулись вперед и сошлись, неф заполнился толпой, сквозь нее ко мне подошел какой-то человек и взял меня под руку со словами: «Я хочу с вами поговорить, будьте добры». Речь шла о каком-то совершенно пустячном деле, забывшемся напрочь.
248
Черная Стража — Королевский хайлендский полк, мундиры солдат этого пехотного шотландского полка шьются из темной шотландки
250
Неф — часть католического храма, представляющая собой вытянутое помещение, ограниченное с продольных сторон рядами колонн; в нефе обычно размещаются скамьи или стулья для молящихся.