Я — часть всего, что встретил на пути,
Но опыт наш — лишь призрачная арка
Над миром неизведанных дорог,
Что отступает вдаль по мере приближенья.
Вот река, бар, лоцман и невероятно сложное искусство навигации. Капитан сказал, что плавание подходит к концу и через несколько часов мы будем в Рангуне. Сама река ничем не примечательна. Ее низкие берега покрыты зарослями и затянуты илом. Когда мы оставили за кормой несколько лодчонок, которые прыгали на волнах, мне пришло в голову, что передо мной расстилается река Заблудших душ — дорога, которой за последние три года прошли многие знакомые мне люди, прошли, чтобы никогда не вернуться. Один прошел, чтобы открыть Верхнюю Бирму, где в безжалостных джунглях под Минлой его подстерегла смерть; другой — чтобы править этой землей именем королевы, а сам не сумел справиться с лошадью и был унесен вместе с ней горным потоком. Третьего застрелил слуга, а еще одного за обедом настигла пуля бандита. Ужасающе длинный список людей, которые нашли в малярийных джунглях смерть — единственную награду за «тяготы и лишения, неизбежно связанные с исполнением воинской службы», как гласит устав Бенгальской армии. Я припомнил с полдюжины имен: полицейских чинов, младших офицеров, молодых штатских, служащих крупных торговых фирм и авантюристов. Все они отправились вверх по реке и погибли.
Рядом со мной на палубе стоял один из рабочих Новой Бирмы, который возвращался к месту службы в Рангун. Он рассказал о бесконечных погонях за неуловимыми бандитами, о маршах и переходах, которые кончились ничем, о благородной, равно как и печальной, смерти в дикой глуши.
Затем над горизонтом возникла «золотая тайна» — великолепное мерцающее чудо, горящее на солнце. Сооружение возвышалось над зеленым холмом и не походило ни на мусульманский купол, ни на индуистский шпиль. Ниже тянулись склады, сараи и мельницы. «Под каким новым богом ходим сейчас мы, неукротимые англичане?» — подумал я.
«Вот и старая знакомая — пагода Шуэ-Дагоун[270]! — воскликнул мой новый знакомый. — Будь она неладна!» Однако эта пагода не заслужила таких нелестных слов. Во-первых, ради обладания ею мы взяли Рангун. Во-вторых, благодаря ей мы захотели узнать, какие еще редкости и богатства скрывает эта земля, и стали продвигаться вперед. До тех пор, пока я не увидел пагоду своими глазами, мне было непонятно, чем эта страна отличается от Сундербунда, но золотой купол словно шептал: «Здесь Бирма, и она не похожа на другие земли».
«Это знаменитая древняя пагода, — продолжал мой спутник. — Теперь, когда открыли линию Тунг-Хо — Мандалей, тысячи паломников едут взглянуть на нее. Землетрясение повредило большую золотую маковку, которую называют htee, и ее укрыли почти до половины бамбуковыми щитами. Право же, вам стоило бы посмотреть на пагоду, когда уберут щиты. Сейчас там восстанавливают позолоту».
Почему, когда впервые разглядываешь одно из чудес света, кто-то из стоящих рядом обязательно встрянет со своей подсказкой: «Вам стоит посмотреть на…»? Выпусти такого из могилы в Судный день минут на двадцать пораньше — он тут же примется опекать обнаженные души, которые в отблесках жертвенного пламени проносятся мимо, и говорить им: «Вам стоило бы взглянуть на все это, когда раздался трубный глас Гавриила!»
Я не стану распространяться о Шуэ-Дагоун, а книги, написанные о ней историками и археологами, меня не касаются. Глядя на пагоду, которая словно бы свысока возвышалась над всем окружающим, я понял многое: ради чего парни умирали на севере Бирмы, почему на улицах так много солдат, а рейд, словно черными чайками, усеян пароходами флотилии Иравади[271].
Затем мы сошли на эту незнакомую землю, и первое, что я услышал от одного из ее постоянных обитателей, было: «Тут вам не Индия. Здесь следовало бы учредить колонию короны»[272].
Если говорить об Империи серьезно, стараясь выделить главное, videlicet[273] — ее запахи, то мой собеседник был прав. Калькутта смердит по-своему, Бомбей — по-иному, самый острый аромат источает Пенджаб, и все же индийские запахи родственны, а вот Бирма пахнет совсем иначе. Во всяком случае, ощущаешь, что находишься не в Китае, а тем более не в Индии.
— Что такое? — спросил я, потянув носом.
— Напи, — ответил собеседник.
— Напи — это рыба, которую маринуют, хотя ее давным-давно следовало бы закопать в землю. Если говорить языком путеводителя, «она потребляется в пищу в чрезмерном количестве», и каждый, кому доводилось находиться в пределах ветерка, приносящего запахи Рангуна, знает, что такое напи, а те, которые не знают, не поймут этого.
270
Пагода Шуэ-Дагоун — знаменитое буддийское мемориальное сооружение и хранилище реликвий в во'роде Рангун, основанное в V веке до н.э. и перестроенное в XIV—XVIII веках
271
Иравади — самая многоводная река в Бирме, начинающаяся в Китае и впадающая в Андаманское море.