— Всю ночь пытался, да обойти твои блоки непросто, — дерзко сказал Локи, даже не подумав замалчивать своё неповиновение. Он словно играл с огнём, провоцируя и дразня, но все его выпады разбивались о непреклонное спокойствие Одина.
— Да, чужие мысли тебе сейчас не прочесть. Ищи другой путь.
— Чего ради? Пусть смертная смотрит на меня, если уж ей так вздумалось.
— Ты не вернёшься домой, пока не раскроешь тайны этого места.
«Почему именно я?» — вертелось на уме, но озвучивать вопрос Локи не стал.
— Таково твоё наказание, — от осознания, что Одину по-прежнему подвластно то, в чём теперь отказано ему, и мысли, не защищённые магией, перед Всеотцом как на ладони, Локи передёрнуло. — Принеси пользу миру, который ты мнишь ничтожным.
Изображение начало терять чёткость, и Один почти растворился в дымке, когда Локи вдруг услышал свой собственный голос.
— Я хочу увидеть Фригг.
Зеркало вновь прояснилось, Всеотец будто даже подошёл ближе. Он оставался холоден, но на мгновение во взгляде мелькнуло что-то, отдалённо напоминающее сожаление.
— Нет.
Локи выждал, пока Один окончательно исчезнет в ослабевающем мерцании, и только тогда в бессильной ярости ударил кулаком по столу. Что бы ни задумал царь Асгарда, отправляя его в изгнание — а именно изгнанием это и было, — от него никто не добьётся раскаяния и признания вины. Он выполнит требование Одина лишь потому, что способен справиться с любой задачей, а вовсе не потому, что мидгардцы должны находиться в безопасности. И этот мир — действительно ничтожнейший из девяти, и никто не изменит мнения Локи насчёт населяющих Мидгард людишек.
«Но природа здесь красива», — пронеслась в голове непрошенная мысль.
И вдруг подумалось, стал бы он жалеть, если бы этот снежный край безвозвратно сгинул, поглощённый загадочной тёмной силой? Если бы все эти величественные деревья, покрытые инеем, если бы все эти звери, привольно живущие в лесу, если бы этот пронзительно чистый воздух — если бы всё это погибло, не останови он недобрые чары?
Пропади оно к Хеле, одёрнул себя Локи. Видал он края величественнее, мощнее, холоднее, и даже они не трогали его сердца. Йотунхеймские земли ещё не породили на свет ничего, что стоило бы сберечь, сохранить, защитить.
Но в Йотунхейме и не было света. А здесь есть.
Он распахнул дверь, пуская внутрь солнечные лучи, которые только и ждали удобного случая. Янтарный блеск преобразил суровое убранство избы, и Локи чуть улыбнулся, стремительно покидая временное пристанище. Он будет пробовать вновь и вновь, пока не подступится, пока не найдёт лазейки, пока не увидит то, что скрылось от взора Хеймдалля.
Впервые тревога поднялась именно тогда, когда возникла преграда для всевидящего стража. Хотя нет, никто не придал случившемуся должного значения, ведь всего лишь малая часть Мидгарда — нет, крошечная часть, — пропала из поля зрения Хеймдалля, будто затянулась плотным туманом. Мгла спрятала клочок северных земель, где и людей-то почти не было. «Как Хеймдалль вообще заметил, что теперь видит на пару деревьев меньше? — смеялся Фандрал. — Разве нет больше в девяти мирах мест, достойных наблюдения, раз его так волнует пропавший из виду лесок?»
Лишь сам страж, опасаясь, что причина затмения может быть небезобидной, вопрошал у Одина: не отправить ли кого-то из асов с поручением разведать, что произошло. Но Один откладывал решение, предстоящая коронация Тора занимала всех куда больше. А потом Радужный мост был разрушен.
Когда Биврёст наконец восстановили, Всеотец вспомнил о просьбе Хеймдалля. Поначалу Локи расценил такое наказание как унижение: пустяковое задание, пустяковый повод. Однако всё же лучше, чем коротать дни в темнице. Потом он загорелся азартом, когда ни на первый, ни на третий, ни на десятый день не смог добраться до разгадки. Затем наступил черёд злости, злости на того, кто отправил его сюда, наложив запрет на большую часть магии, но требуя при этом раскрыть тайну, имеющую, по-видимому, тоже магическое происхождение.
«Забери меня назад, — откровенно издевательским тоном говорил он Хеймдаллю. — Я не исполнил волю Всеотца, пусть он придумает мне новую кару».
Он понимал, что ему не пойдут навстречу, но всё равно испытывал терпение тех, кто имел право распоряжаться его судьбой.
Стоило Локи приняться по сотому кругу размышлять обо всём этом, как им завладевало желчное раздражение, но сейчас его мысли были на удивление спокойны, а уголки губ даже приподнялись в едва уловимом намёке на улыбку. Он не отдавал себе в этом отчёта, но солнце, купающее всех и вся в пышущих радостью лучах, не давало хмуриться даже тогда, когда обуревали тягостные раздумья.
Маршрут уже набил оскомину, поскольку Локи проделывал этот путь многократно. До сердцевины леса, затем по тропе, отходящей налево. Там и было место, откуда исходила странная энергия, застлавшая взор Хеймдалля. Но каждый раз, каждый раз при приближении Локи оказывался в исходной точке, у начала тропы, будто измерение деформировалось и играло с ним, то и дело отбрасывая назад и заставляя ходить кругами. Он перебрал множество заклинаний, извлёк из памяти всё, что когда-либо попадалось ему в магических трактатах, но снова и снова возвращался назад. Недавно его озарило — что, если человек не может подобраться к источнику энергии, а зверь может?
Если бы не появление новых людей, он бы, наверное, отважился на рискованный эксперимент, но теперь отложил затею, решив понаблюдать, не изменится ли что-то с приездом смертных.
До боли знакомая огромная ель, нависшая над тропой, распушила иголки, мешая разглядеть, что же там дальше. Именно после того, как Локи, раздвигая колючие упругие ветви, оставлял дерево позади, он обнаруживал себя стоящим у развилки, и дорога снова вела его вперёд, плутая между сосен, пока на пути опять не вставала треклятая ель. Это повторилось и сейчас.
Нет, ничего не изменилось.
Он поднял ладонь и прикоснулся к обледеневшему стволу. Шероховатая кора, не более холодная, чем его пальцы, пощекотала кожу, но других ощущений не последовало. Обычное дерево, и если оно и обладало какой-то энергией — то лишь природной, как и любое растение.
Разумеется, Локи пробовал сойти с тропинки и обойти загадочное место по периметру, чтобы найти лазейку внутрь, но и эти попытки были бесплодны, будто изнутри кто-то очертил заветный круг.
Он не надеялся, что после неожиданного визита Дарси дело сдвинется с мёртвой точки, но должен был проверить.
Внезапно его захлестнул гнев. Совсем недавно он правил Асгардом, замещая Одина, а теперь проводит день за днём, бестолково кружа по лесу. Отравленным воспоминанием резанул душу тот час, когда Один огласил, каким будет Локи наказание. И ему больнее всего было смотреть на Фригг — она не отводила взгляда, но смотрела в ответ с глухой тоской, не обвиняюще, лишь украдкой смаргивая слёзы. А может, ему просто показалось, ведь ей не пристало плакать, да и сильно горевать было не о чем.
Это был последний раз, когда он её видел.
Локи откинул голову назад и прикрыл глаза. Через несколько мгновений он осознал, что солнце не пытается проникнуть через сомкнутые веки. Погода здесь порой менялась очень быстро, вот и теперь от ярко-голубого неба почти ничего не осталось. Тучи, тяжёлые, неповоротливые, тем не менее передвигались с пугающей скоростью, и прошло ещё совсем немного времени, как на щёки Локи упало несколько снежинок. Он достаточно изучил местные особенности, чтобы предугадать — лёгкий снегопад вот-вот перерастёт в очередную бурю.
Ему нравились эти бури. Они бывали яростными, неистовыми и безжалостными ко всему живому, но завораживали своей мощью и в конечном итоге не разрушали здешнюю природу, а будто становились неотъемлемой её частью. Их энергия, пусть и необузданная, всё же не была тёмной. А вот та, что исходила от загадочного места, та, что скрывалась от Хеймдалля — была, определённо. Локи чувствовал это даже тогда, когда находился вдалеке от её источника. В лесу зародилось что-то чужеродное и неотвратимое, грозящее расползтись повсюду и затянуть всё во мрак.