Ругаются они, разумеется, по адресу «Сурпроба», а не бархатного дуба, который рано или поздно будет зеленеть на больших культурно эксплуатируемых собственных советских плантациях пробки.
ГРАЖДАНИН ФРАНЦУЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Старые башенные часы пробили полночь, кашлянули и замолчали. Они словно прислушались — не идет ли к ним по лестнице старый лекарь-мастер прослушать пульс, выяснить болезни? Но мастер не шел. Аккуратно каждый день в этот час с педантичностью настоящих часов они вызванивали музыку — сложной системой колоколов и колокольчиков, связанных с механизмом, с барабанами, еще с чем-то там. Был только один человек, который понимал всю хитрость этой механики, мог ее направлять и ремонтировать.
Нет, девался куда-то мастер. Ветхие ступеньки лестницы заметала метель… Где же был мастер? Кто его знает, может быть, он запил, может быть, он умер. Или еще, вполне вероятно, ехал он теперь за картошкой в Полтавскую губернию. Возможно, что мастер стал электромонтером или сражался в красноармейском отряде далеко среди снегов Сибири. Метель была над страной — и в Сибири, и здесь, на Красной площади, вокруг суровых кремлевских башен. Речь идет о часах на Спасской башне.
История этих часов замечательна тем, что вызванивали они раньше не то «Коль славен», не то еще черт знает что и долго не хотели советизироваться. Они держались за старый свой репертуар упорно, почти как Большой театр. Не было человека, который понимал бы что-нибудь в их довольно сложном и старинном организме. Кто-то что-то в них перестраивал на новые песни. Они то портились, то сбивались опять на «Коль славен», то начинали вызванивать совсем уж этакое, настоящее невесть что.
Самое интересное, что потом пришел совсем посторонний человек, случайно заинтересовавшийся механизмом, и наладил часы. Человек этот — известный художник, один из очень хороших и заслуженных советских карикатуристов. Теперь часы уже много лет играют «Интернационал».
Редкие профессии всегда окружены некоторыми нимбами. Уже тем, что редки, они заслуживают интерес. Но судьба их бывает трагична в моменты всеобщих потрясений и ломки. Она напоминает историю с башенными часами. Часы остановились, но жизнь продолжала двигаться; она мчалась вперед, мимо часов. Скольких мастеров разбросало за это время, где они и кем очутились, когда снова пошли часы?..
Вот кто выдержал, например, — это сапожники. Но их было еще в старой России не больше и не меньше как полмиллиона человек. А Спасская башня была одна. И мастер один.
Неважно, например, также еще с малярами по небесам; это была такая профессия, мне рассказывал один художник. «Мы, — говорил он, — писали декорации для театра. Напишешь там деревья, облака. А как небо просветлять, большие плоскости разрабатывать, зовем всегда их, — приходит артель, ее всюду для таких случаев звали. А это маляры; в посконных рубахах, в сапогах бутылками. Поставишь им водки, снимут они сапоги, свернут портянки, поплюют на руки. «Ну, — говорит один, старшой, — давай раскрывать». Это называлось у них р а с к р ы в а т ь н е б е с а. И вот все мы, заслуженные там, академики, собираемся смотреть и диву даемся: они где кистью малярной, широкой такой, вроде швабры, где просто пятками, как полотеры, пойдут, пойдут растушевывать, раскрывать, что когда раскроют — вблизи непонятно, издали же — никогда нам этого не сделать, а в чем тут дело — неизвестно. А только видим, без этого наши небеса и небесами-то совсем бы не были. После же р а с к р ы т и я глядим — живут. Живут, проклятые, плакать прямо хочется!»
Так вот, говорят, редкое умение это, ремесло-творчество, утеряно. Или, может быть, суть его не была вовсе загадочна?
Говорят об утере мастерства позолоты. Говорят о возрождении каслинского мастерства, ювелирного, чугунного литья, о Палехе, о Мстере.
У нас очень мало винных дегустаторов. Почти чудодейственное уменье их определять языком малейшие оттенки вкусов очень трудно передать молодым кадрам мастеров.
Чайных дегустаторов у нас несколько человек.
Кадры дегустаторов парфюмерии насчитывают в своих рядах тоже не много: ровно одного человека. Да, во всяком случае, всю продукцию ТЭЖЭ выпускает один старый парфюмер. Это опытный человек, работавший еще в дореволюционной российской парфюмерии и в своем лице представляющий, в сущности, ее живую историю. Пожилой человек. Француз. Мосье Мишель. Бывший парфюмер «Брокара и К°».