Когда мне было пятнадцать и руки уже могли натянуть тетиву лука, что давал нам для охоты дед, нас начали отпускать в лес по одному. Старуха долго брюзжала на Мари, мол, рано ещё, дети мы. Однако, старик проявил себя как знаток в подходе к женщине и мягко положив ладони на печи Марии, усадил её за стол, а нас, хихикающих, выпроводил из избы. Но чтобы там ни произошло, старуха, выйдя к нам с розовыми как у девицы щеками, загадочно улыбаясь, дала добро.
- Вот встретите своих жен - поймете. - с улыбкой отмахивался старик, когда мы выпытывали у него, как удалось такое.
Я тогда усмехнулся, глядя на верхушки деревьев, сквозь которые виднелось предзакатное, чуть фиолетовое небо и благодарил Бога за такую жизнь.
2
На зависть названным братьям, охота давалась мне с легкостью. Конечно, я любил злорадствовать на эту тему и невероятно забавлялся, видя вздувшуюся на лбу Лейва вену. Он был старше на два года и моё превосходство в добывании зверья было его больным местом. И хотя братец с лихвой отыгрывался на мне во время тренировок, ему явно этого недоставало, поэтому мы часто дрались.
Каждый раз, возвращаясь домой с добычей, я мысленно ехидничал, представляя как злится Лейв. Тот день ничем не отличался от предыдущих:
— Эй! Глядите-ка, хоть кто-то усвоил уроки охоты! — я хвастливо потряс добычей и усмехнулся, ожидая хвалы от выходящего из дома старика и злобную гримасу брата.
Однако, радостной встречи не последовало. Замедлив ход, я оглядел двор и опасливо оглянулся. Было непривычно тихо. В доме послышалась возня, а в следующий миг, когда я был уже готов схватиться за топор, на улицу вышла заплаканная Мария. На лице старухи виднелся свежий синяк и, отбросив подстреленных зайцев и лук, я кинулся её навстречу.
— Тормод, мальчик мой, — она пала мне в объятия. — Они забрали их. — всхлипнув, выдохнула Мария. — Мы пытались сражаться, но их было больше. Твоих братьев увели, а Мари… Ох! — старуха разрыдалась у меня на груди.
— Что со стариком? — мне пришлось отнять её от себя и слегка тряхнуть, чтобы выяснить хоть что-то. — Куда их увели?
Она поджала дрожащие губы и принялась поглаживать меня по плечам и груди:
— Мари мертв. — тихо проговорила старуха и скривилась в гримасе горя.
Я поспешил в хату и обнаружил деда с глубокими ранами на груди. В его руке лежал меч, а на лице застыла едва заметная улыбка. Мари принял славную, по меркам мужчин смерть, и, хотя я бы отдал все, чтобы он умер спокойно в постели, мне было отрадно видеть, что старик нашел свою достойную смерть.
Мне вспомнилось как он бредил о гибели в бою, мол, негоже воину помирать немощным в постели. Мы в тихую, конечно, посмеивались, считая его глупцом, но я не раз его находил на холме, недалеко от хижины. Мари стоял облокотившись на рукоять, воткнув меч в землю. Он расправлял плечи, чуть вздергивал подбородок, что-то бормоча, и выглядел поистине воинственно. Я восхищался им в такие моменты, гадая, каким старик был в молодости.
За те годы, что мы прожили здесь, в лесу, Мари многому нас научил. Что смог, передал нам, остальное, оставил для достойной смерти. Он никогда не учил нас убивать врагов. Обезоруживать, перехитрять, но не убивать.
— Лишать жизни — великий грех и великая ноша, — нравоучительно всегда говорил он. — Нельзя лишать жизни ради забавы. Даже зверь охотится лишь для того, чтобы выжить.
Тоска и боль стремительно перерастали в гнев на северян. Я вылетел на улицу, пнув подвернувшуюся соломенную корзину, выпалив:
— Чертовы северяне, забери дьявол их души!
— Тормод, — тихо окликнула меня старуха. — Это не были северяне. У них были мечи и кованые доспехи, а на шее одного, я видела крест.
Христиане убивающие христиан. Похоже, Господь наш, Спаситель и Защитник невинных совсем зарвался. Или мы чем-то провинились?
— Ладно, Мария, — приобняв старуху за плечо, пробубнил я. — Нужно убрать здесь все и собрать остатки припасов. Но, перед этим, давай-ка устроим достойные похороны нашему старику.
Она устало улыбнулась в ответ и, ободряюще помяв мое плечо, не спеша принялась собирать разбросанные во дворе вещи. Я помедлил, наблюдая за Марией и размышляя, что же будет дальше. Во мне боролась жажда мести со здравым смыслом. Желание отправится за ублюдками и вызволить братьев едва не взяло верх, но если бы я ушел, что сталось бы со старухой? Мне было страшно представить, какой ужас могли переживать в этот момент Аксен и Лейв, если, вообще, были еще живы, и обрекать на смерть в одиночестве и голоде Марию, у меня не было права.