Восемь лет, они с Мари растили нас как родных. Учили охотится и добывать съедобные растения, а еще, благодаря им мы знали как выжить в лесу. Поэтому, теперь, пришла очередь вернуть должок.
Парни, если не дураки, найдут способ сбежать и смогут выжить в лесах. Надежды на встречу с ними я не лелеял, хотя и хотел этого всей душой. Но я помнил, что произошло при нападении несколько лет назад. Правда, тогда, если верить Марии, это были не богобоязненные христиане.
Пока старуха шептала молитву над свежей могилой, моя вера неумолимо катилась в бездну. Что если старики ошибались и люди убивающие других вовсе не плохие? Да и как, человек защищающий свою семью, уничтожающий тех, кто стремится убить его детей, может быть вероотступником и гадостным в глазах Господа нашего? Что если Господь наш, Защитник рабов и детей Своих, отвернулся от христиан?
— Храни душу его на небесах. — повторил я за Марией.
***
— А помнишь, как старик учил нас плавать? — усмехнулся я, держа в своей ладони маленькую морщинистую ручку Марии. — Ты тогда едва не забила бедолагу своим платком зато, что он выбросил из лодки Лейва. Клянусь, мне показалось что ты прямо по воде к нам прибежишь.
Старуха тихо засмеялась, пряча боль за углубившимися при улыбке морщинками у глаз.
Марии было не суждено пережить зиму. Она уже несколько недель не вставала с постели, через силу ела и почти все время спала. Я понимал, что однажды она просто не откроет глаза, но мои старики были полны чудес и надежда — великое проклятие людей, не желала оставлять меня.
Так, вернувшись с охоты в один из наименее морозных дней, я не нашел Марию в хижине. Нашлась она только когда наступили сумерки, у озера.
— Не хотелось пролеживать бока. — устало улыбнулась старуха. — Захотелось воздуха. Понимаешь? — Мария посмотрела мне в глаза и, я с трудом выдавил улыбку.
Сейчас я был готов отдать многое, чтобы обнаружить её умершей во сне или даже в бою. Плевать. Только бы не видеть, как озорной огонек в глазах Марии гаснет. Казалось, будто душа её прощалась. Она увядала прямо передо мной сидя на сухой коряге по щиколотку в воде.
— Тормод, вода такая мягкая и теплая, — мечтательно улыбнулась старуха. — Подойди, сынок, присядь рядом.
Я даже не задумывался. Скинул сапоги, поднял штанины и шагнул в воду. Она действительно показалась теплой, да и окажись это не так, я бы не отступился. Замерзшие ноги стоили того, чтобы провести их с дорогим человеком.
— Ты можешь заболеть. — мягко опустившись рядом с Марией на корягу, я приобнял её за плечо.
Под новым весом дерево прогнулось, углубив наши ноги в гладь воды. Старуха взяла мою руку в дрожащие ладони и опустила голову мне на плечо.
— Помнишь первую зиму? — тихо заговорил я. — Мы тогда совсем детьми были. Вечно баловались и ни как не хотели учиться, а однажды, ушли в лес. Мы забавлялись, слыша как вы зовете нас. Прячась, мы зашли слишком далеко в глушь и наткнулись на медведицу. — Мария захихикала, пряча лицо в ладонь. — Мы забрались на деревья и просидели там две ночи.
— Я до сих пор помню, как кричал Аксен, обвиняя вас. — засмеялась она. — Мы с Мари думали, что он никогда не заговорит с вами. Кажется, он целый месяц молчал.
Я рассмеялся:
— Да уж. Ему тогда нелегко пришлось. Он все ныл, что хочет есть, а Лейв орал на него, пытался заткнуть. А потом появились вы со стариком. У него был проржавелый меч, а ты бежала с веслом. — мы захохотали. — Я и не думал, что ты способна на такое. Ты лупила зверя по заду деревяхой, кричала проклятия так, что медведь решил уйти подобру-поздорову. Даже Мари был готов бежать от тебя. — я вздохнул. — Готовился к жуткой головомойке, порке или вроде того, но вместо этого, ты крепко обняла нас и, приведя в дом, первым делом накормила. — по плечам побежали мурашки, словно, кто-то обнял меня.
Мерзлая земля нехотя поддавалась копанию. Вместо аккуратного рыхлого бугорка, получилось каменно-ледяное надгробие. Мария умерла той же ночью. Не смотря на то, что она была глубоко и искренне верующей, я не читал молитв над её могилой. Свою веру я похоронил вместе со старухой. Иисус либо дурак, либо не к тому стремится — думал я.