— Провожать меня не надо, — сказал Фалькон, направляясь к двери, ведущей в сад. Он понимал, что разозлил Маделайн.
— Коломбо всегда задавал последний вопрос, стоя на пороге, — попыталась она уязвить его напоследок.
— Я не Коломбо, — ответил он, отгораживаясь от нее дверью.
13
Пятница, 26 июля 2002 года
На обратном пути Фалькон прихватил бутылку в остатками соляной кислоты в пакете для улик. В кармане завибрировал мобильный.
— Digame,[16] Хосе Луис, — сказал он.
— Нашли украинскую проститутку в районе Сан-Пабло; скорее всего, она и есть загадочная подруга Сергея, — доложил Рамирес. — По-испански говорит не очень, но среагировала на его фотографию.
— Отвези ее в управление и найди переводчика, — попросил Фалькон. — Не допрашивай, пока я не приеду.
— А я-то собирался пойти пообедать!
— Потерпи.
В управлении Надя Кузьмичева в черной мини-юбке, белом топе с высоким воротом и туфлях без каблуков на босу ногу мерила шагами комнату для допросов. Полицейский Карлос Серрано следил за ней через стеклянную дверь. Надя уже выкурила три его сигареты, и он надеялся, что переводчик курит и скоро приедет со своей пачкой.
Рамирес и Фалькон шли по коридору с русской переводчицей из университета. Серрано открыл им дверь. Все представились. Женщины сели рядом по одну сторону стола, мужчины — по другую. Переводчица закурила. Рамирес посмотрел через плечо, как будто там мог стоять официант.
— Карлос, еще пепельницу, — попросил Рамирес.
Фалькон объяснил цель беседы, просмотрел паспорт Нади, нашел визу, которая действовала еще шесть месяцев. Девушка самую малость расслабилась.
— Она записалась в языковую школу, — объяснил Рамирес.
— Мы здесь не затем, чтобы усложнить вашу жизнь, — обратился Фалькон к девушке. — Нам нужна ваша помощь.
На фотографии в паспорте у нее были темно-каштановые волосы. Сейчас естественный цвет волос можно было увидеть только у корней — красилась она скорее всего сама. У нее были зеленые глаза, бледная кожа в красных шелушащихся пятнах, как будто она много месяцев не видела солнца. Голубые тени плохо скрывали шрам на левом веке, на предплечьях — свежие гематомы. Фалькон улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Надя улыбнулась в ответ, рядом с резцом не хватало зуба. Он положил фотографию Сергея на середину стола.
— Где вы жили на Украине? — спросил он. Переводчица повторила вопрос на ухо девушке.
— В Львове, — ответила она, перекатывая сигарету в красных потрескавшихся пальцах.
— Чем вы там занимались?
— Работала на заводе, пока он не закрылся. Потом ничем.
— Сергей тоже из Львова… Вы были знакомы?
— В Львове почти миллион человек, — пыталась отнекиваться она.
— Но вы были знакомы, — утверждающе повторил Фалькон.
Молчание. Еще сигарета, дрожащие губы.
— Вы боитесь, — сказал Фалькон. — Похоже, вас били люди, на которых вы работаете. Возможно, они угрожали вашей семье. Мы не будем вмешиваться, если вы не хотите. Нам просто нужно узнать о Сергее, он работал у человека, убийство которого мы расследуем. Он не подозреваемый. Мы хотим поговорить с ним и узнать, нет ли у него для нас информации. Я хочу, чтобы вы рассказали, откуда знаете Сергея, когда виделись в последний раз и что он вам сообщил. Ни слова не выйдет за пределы этой комнаты. Можете вернуться к себе, когда захотите.
Фалькон не сводил с Нади глаз. Она уже получила несколько страшных уроков и тоже изучала лицо Хавьера. Вдруг он дрогнет, отведет глаза, собьется — значит, лжет, пытается извлечь выгоду. Тогда она не скажет ни слова. Но Надя решилась: посмотрела на часы — дешевая вещица из розовой пластмассы с большим цветком на циферблате — и сказала:
— Я должна вернуться через тридцать восемь минут. Мне понадобится немного денег, чтобы не спрашивали, где я была.
— Сколько?
— Тридцати евро хватит.
Фалькон вытащил двадцатку и десятку и положил на стол.
— Мы с Сергеем друзья. Мы из одной деревни под Львовом. Он работал в техникуме, преподавал механику. Зарабатывал двадцать семь евро в месяц, — продолжила она, глядя на деньги, которые так легко выложил Фалькон. — Я зарабатывала семнадцать евро. Это была не жизнь, а медленная смерть. Однажды Сергей пришел очень радостный. Он услышал от друзей, что через Португалию легко попасть в Европу, а в Европе его месячный оклад можно заработать за день. Мы поехали за визами в посольство в Варшаве и там столкнулись с мафией. Они сделали нам визы, дали транспорт. Платить нужно в долларах, по восемьсот с каждого. Мы уже слышали, что в Лиссабоне бандиты вытаскивают пассажиров из автобусов, избивают, девушек заставляют работать проститутками, мужчин превращают в рабов, пока они не выплатят свой бесконечный долг. И мы решили, что не поедем в Лиссабон. Когда автобус остановился под Мадридом, мы вышли. В туалете я встретила русскую девушку, потом она познакомила меня с испанцем, он сказал, что сможет взять меня на работу в мадридский ресторан. Я спросила, сможет ли он взять и Сергея, а он ответил, что запросто, если тот умеет мыть посуду. Обещал шестьсот евро в месяц. И мы остались.
Надя поежилась, затушила сигарету, Рамирес дал ей еще одну.
— Нас обманули: привели в квартиру, где трое здоровых русских нас сильно избили, меня изнасиловали и заперли в квартире, а Сергея увели. Через три месяца ежедневных унижений появился еще один русский. Он меня раздел, осмотрел, как животное, кивнул и ушел — меня продали. Перевезли в Севилью. Шесть месяцев я жила в аду, потом стало чуть полегче. Мне разрешили выходить и работать в клубе. Я подавала выпивку и… делала, что прикажут. Мне вернули паспорт, но вывихнули палец, — Она подняла руку. — Чтобы помнила… Не стоит их сердить. Мне и так страшно. Бежать? Куда — без денег и в таком виде? Мне пригрозили, что им известен адрес моей семьи, да и Сергею не поздоровится, если я убегу.
Она попросила воды. Серрано принес охлажденную бутылку. После истории Нади переводчица выглядела так, словно она вот-вот потеряет сознание.
— Мне дают немного денег на еду и сигареты. Мне доверяют, но одна ошибка — и меня изобьют и запрут, — сказала она, показывая на свой глаз. — Это за мою последнюю ошибку. Они заметили, как я говорила в баре с Сергеем. Я тогда второй раз его видела. Мы однажды вечером случайно встретились, он сказал, где работает.
— Когда это было?
— Шесть недель назад, — сказала она. — Меня избили и заперли на две недели.
— После этого вы встречались?
— Два раза. Через две недели, после того как меня выпустили, я нашла дом, где он работал. Мы просто поговорили. Он рассказал про работу на стройке — там постоянно гибнут люди, — как он ненавидит Европу и хочет вернуться в Львов.
— Сергей сказал, на кого работал?
— Да, но я не запомнила имя. Это владелец строительства, где работал Сергей.
— А второй раз?
— В среду утром он пришел ко мне и велел собираться… Он сказал, что его хозяин лежит мертвый на полу в кухне и он должен бежать.
— Зачем ему бежать?
— Он не хотел возвращаться на стройку. Сказал, что скоро появится полиция, медлить нельзя.
— У него были деньги?
— Сергей сказал, что денег достаточно.
Она закрыла глаза, попыталась сглотнуть, но не смогла. Выпила воды. Рамирес дал ей еще сигарету.
— Почему вы не ушли с ним? — спросил Фалькон.
— Я не могла. Мне страшно. Он попрощался, и все.
— Можете точно вспомнить его слова, когда он говорил про смерть хозяина?
Она закрыла лицо руками, подумала и произнесла:
— Просто сказал, что он умер.
— Он не говорил «убит»?
— Нет… умер — это точно.
— А с тех пор кто-нибудь спрашивал вас про Сергея?
Она показала синяки на руках:
— Они знали, что Сергей приходил ко мне, били, издевались. Но что я могла сказать?
Надя нервно посмотрела на часы.
— А о чем они спрашивали?
— Они хотели знать, почему Сергей сбежал и что он видел. Я сказала, что он видел только мертвого хозяина на полу. — Она занервничала. — Мне пора.