Они помирились на другой день. Он позвонил с работы, предупредил, что заедет на машине, возьмет детей покатать, и добавил, что было бы хорошо, если бы и она поехала с ними. Она смягчилась и простила ему все. Через несколько дней Бартенев вернулся домой позже обычного и с порога, улыбаясь, сказал ей:
— Сегодня о чем хочешь проси, все сделаю.
Удивленная его словами, она смотрела на него подозрительно, не зная, чему приписать его возбужденно-радостное состояние. Когда он сидел за столом, ел гуляш, она осторожно спросила:
— Ты где задержался сегодня?
Не поднимая головы, тщательно вымакивая в тарелке кусочком хлеба подлив, он ответил:
— Партбюро заседало.
Он стал подробно рассказывать, как на партбюро утверждали план технической конференции. Она молча слушала, силясь представить, как проходило партбюро, какую роль играла на нем Кострова. Секретарь парторганизации. Женщина. «Если уж его что-то сегодня радует, — думала она, — так это не только техническая конференция». Она смотрела, как он говорил, не переставая жевать, и в ней поднималось глухое раздражение.
Это раздражение нарастало в ней и сейчас. Ей захотелось под любым предлогом пройти на кухню и дать ему понять, что она знает, когда кончилось совещание, что он был обязан ей сразу объяснить, где он задержался. Сдержанный смех оборвал, смешал ее мысли. Дверь открылась, и Бартенев улыбаясь сказал:
— Когда человек озадачен, то лучше быть одному, но мы с Галей тебя приглашаем в нашу компанию.
Она молча, отчужденно смотрела на него, снова не понимая его радости.
— Пойдем с нами, — проговорил он, подходя к ней и вглядываясь в ее бледное, расстроенное лицо.
— Где ты был? — резко спросила Ирина Николаевна, продолжая оставаться в прежней позе.
— Ты же знаешь, на совещании.
— Но оно давно закончилось!
— Я провожал человека, которого нельзя было одного отпустить, — проговорил Бартенев после минутного колебания.
— И этим человеком была Кострова?
Он молча наклонил голову. Ирина Николаевна вскинула руки, села, опустив ноги на пол, подняла к нему лицо и неожиданно сказала:
— Познакомь меня с ней.
Он внимательно посмотрел на нее, приподнял за плечи и, целуя в волосы, тихо проговорил:
— Что ж, если хочешь.
Из кухни их позвала Галя:
— Идите же! Я все разогрела и жду вас.
Идея нового режима домны стала центром и собрала вокруг себя, как вокруг магнитного поля, заботы людей, самых различных как по характеру, так и по возрасту.
Встречаясь в цехе с Бартеневым, Кострова понимала, что никакое биение сердца не может поколебать в нем решимости бороться до конца за свою идею. В середине недели, собираясь на директорскую «среду», Бартенев зашел к ней.
— Иду снова отражать барьер, установленный Негиным. Вы будете сегодня считать звезды?
Вопрос прозвучал шуткой, но он смотрел на нее особым долгим взглядом, и она, стараясь подавить в себе вспыхнувшее волнение, тихо проговорила:
— Сколько бы их ни было, но я знаю, что одну из них сегодня зажжете вы.
Бартенев шагнул, сделал движение, как будто желая протянуть к ней руки, но в то же мгновение повернулся и, твердо ступая, зашагал к двери. Человек, учивший других укрощать огонь, конечно же умел тушить в себе не только гнев…
В кабинете Лобова собрались все участники «среды», когда вошел туда Бартенев. С выражением сердитой озабоченности Лобов хмуро кивнул ему и, подождав, когда он сядет, сразу же заговорил:
— Ремонт доменной печи с переводом на высокое давление надо решать окончательно. — Он помолчал, обвел глазами присутствующих и продолжал: — Я знакомился в цехе с черновыми чертежами и вот полагаю — это под силу заводу. Новая технология повышает производство, открывает перспективу. Надо к рабочим проектам приступать.
Прислушиваясь к словам директора, Бартенев с удивлением отметил, что Лобов говорил так, как будто ничего не знал о заседании технического совета и его отрицательном решении. Негин сидел справа у директорского стола и изящной пилочкой чистил ногти. Лобов, пока говорил, ни разу не взглянул в его сторону.
Те же члены технического совета сидели и в кабинете директора. Но теперь глаза Зотова за тусклыми очками беспокойно бегали с одного предмета на другой. Лицо Голубева сохраняло сухое бесстрастие. Чуть повернувшись к Голубеву, Лобов спросил:
— Сколько времени займут работы над проектами?
Голубев встал, потрогал гладко расчесанные волосы и, как тогда на техническом совете, заговорил теми же словами: