Домой я возвращаюсь на десяток минут раньше папы — около восьми вечера слышу скрежетание ключей в замке. Папа закинул в квартиру дипломат и только потом зашел сам.
— Вера? Я дома! — кричит он мне.
— Я тоже!
Лениво плетусь на кухню, чтобы разогреть папе ужин, пока он переодевается и моет руки. Папа вообще очень щепетильно относится к чистоте, поэтому руки помыл, когда пришел домой, и второй раз, когда переоделся, прежде чем сесть за стол.
— Мама звонила, — говорит он, пока я навожу нам чай.
— Ага, — не слишком хочу слышать о ней, а тем более разговаривать, но папа об этом не знает, поэтому продолжает, как ни в чем не бывало:
— Она сказала, что не дозвонилась до тебя. Перезвонишь?
— Позже, — уклончиво отвечаю я, старательно изображая хорошее настроение.
— Не забудь, — даже не реагирую на последнюю фразу, вроде как пропускаю мимо ушей, и папа успокаивается, начинает рассказывать о том, как прошел его рабочий день. Не люблю эти истории, потому что они неинтересные. Как может пройти день у юриста банка? Так же, как и вчерашний и позавчерашний, и на прошедшей неделе и как любой другой день. Но не прерываю, а вежливо вслушиваюсь в его слова.
Нам пока немного неловко жить вместе, начиная от того, что на его полочках в ванной появились мои принадлежности и заканчивая такими беседами, которые вроде бы должны сближать отца с дочерью за семейным ужином, а по факту мы оба просто теряем время на вежливые ничего не значащие для нас разговоры.
— Как первый день в институте?
— Хорошо.
Папа удовлетворяется этим ответом и дальше просто молча ест приготовленные мною макароны, а потом вдруг вспоминает, что нужно посмотреть на меня строгим взглядом, и сказать:
— Вера, почему ты не ужинаешь?
— Я не голодна, — честно отвечаю, потягивая обычную воду. Пить нужно много, и это гораздо полезнее, чем лакомиться медленными углеводами.
— Вера, ты слишком сильно похудела, тебе нужно хорошо питаться, — укоризненно говорит он мне, чем повышает мое настроение.
— Папа, я не голодаю, все в порядке.
Он как-то недоверчиво смотрит на меня, кивает сам себе и возвращается к еде и больше не произносит ни слова до конца ужина. Мы расходимся, как в море корабли по своим комнатам и можно верить, что до утра больше не увидимся.
Тем временем меня гнетет неприятная ситуация с маминым звонком. Я искренне не хочу с ней разговаривать, но тогда она будет названивать отцу, что в конечном итоге спровоцирует лишние вопросы, на которые мне бы совсем не хотелось отвечать. Поэтому я беру телефон, разблокирую ее номер и нажимаю на кнопку вызова.
Мама отвечает не сразу, я даже успела обрадоваться и бросить свою затею, когда ее голос звучит на другом конце:
— Верочка! Я никак не могу тебе дозвониться, — щебечет мама, чем вызывает во мне только лишнее раздражение, но глубоко вздохнув, терпеливо слушаю, — у тебя все в порядке? Как новый институт?
— У меня все в порядке! — достаточно холодно отвечаю я, — ты что-то конкретное хотела?
— Верочка, я же волнуюсь…
— Я уже прекрасно поняла, как ты волнуешься за меня, — перебиваю нетерпеливо, и тут же слышу мамин тяжелый вздох. Уже знаю, какая фраза будет следующей.
— Вера, ты все никак не успокоишься?
— Мам, я успокоилась уже давно. Я прекрасно поняла твою позицию и твой выбор. И больше не хочу ничего обсуждать. Если ты так рьяно меня разыскивала, чтобы спросить «как дела», то я уже ответила на твой вопрос и на этом хочу закончить, — в какой-то момент начинаю говорить слишком громко и быстро себя одергиваю — папа не должен стать свидетелем нашего разговора.
— Вера, мне очень жаль, что ты так все воспринимаешь, — грустно сказала мама, — когда-нибудь ты поймешь.
— Так и договоримся! И кстати, не звони больше отцу и не спрашиваю у него про меня. Пока!
Я сбрасываю звонок и нетерпеливо отбрасываю телефон на кровать. Никогда я ее не пойму! Во мне засела такая жгучая обида, что я по ночам спать не могу спокойно от того, как сильно горит у меня сердце.
Мы с мамой прекрасно жили вдвоем несколько лет, пока она зачем-то не привела к нам в дом своего Толика. Приторный на физиономию, крупный и накаченный — он выглядел как двухметровый шифоньер производства ГДР, но этот Толя сразу же поразил маму в самое сердце. У нее как будто помутнение рассудка случилось, иначе я не понимаю, как эта умная, красивая и образованная женщина с принципами могла повестись на этого узколобого качка.