- То-то же. – Здоровяк пыхтел, хрипел и кашлял, но не прекращал курить. Он бросил взгляд на пачку сигарет и произнёс, - ты типо взял самые крепкие, чтоб побыстрее сдохнуть?
Митя ничего не ответил. Сигарета уже была у него во рту, и он как раз пытался её поджечь, прикрывая рукой от ветра – так, по крайней мере, он видел, делал здоровяк. Стараясь не смотреть в его сторону, Митя затянулся, и в глазах тут же потемнело. Не рассчитав силу затяга, он вдохнул слишком много для новичка, и теперь лёгкие оказались в полной растерянности, на несколько мгновений забыв о своей работе. Наконец, парень согнулся, упёр руки в колени и стал откашливаться, параллельно осознавая, что ему сильно дало в голову. Рядом послышался хриплый смех.
- Н-да, пацан, учить тебя и учить. Я Лёха, — он протянул руку.
- Митя.
- Митёк! – здоровяк похлопал парня по плечу, от чего тот чуть не потерял равновесие.
- Покажи, как ты затягиваешься.
- Без проблем.
Когда дружба начинается вот так, понимаешь, она вещь странная. Но если один помогает другому губить собственный организм, главное слово, конечно, «помогает».
Гриша и Гоша, близнецы, двадцати лет. Обычно мы допрашиваем свидетелей по одному, так, знаете ли, надёжнее, ну и конфиденциальность какая-никакая присутствует. Но эти двое, высоченные и здоровенные, наотрез отказались заходить в кабинет друг без друга, и никто не решился встать у них на пути. Я даже услышала, как один из них прикрикнул на моих коллег, когда те попытались объяснить порядок вещей, но закончилось всё тем, что из кабинета для допросов вытащили стол и занесли дополнительный стул. Как я и говорила, места было немного.
Владимир закинул дну ногу на другую, скрючился и приготовился записывать в свой жалкий блокнотик свежие показания. Я, конечно, включила диктофон. Снова без чьего-либо разрешения - пусть идут к чёрту.
Как только свидетели протиснулись в кабинет и еле уместились на стульях, я вгляделась в их лица. И у меня чуть было не началась истерика, потому что в их взгляде читалась такая пустота, такое отсутствие мозга, что ближайшие десять минут явственно представились пыткой.
- Как вас зовут?
- Гриша.
- Гоша.
- Любит чернокожих!
Кабинет затрясся от бешеного гогота двух парней, хлопающих друг друга по спине и довольно лыбящихся. Я услышала, как Владимир тяжело вздохнул и зачиркал ручкой, и готова была поклясться, что он записал в свой блокнот парочку нехороших слов.
- Что вы помните с занятия, когда видели Лину в последний раз?
- А я вообще её не видел.
- И я. Чё на неё смотреть надо было?
- Насколько мне известно, у вас проходило занятие по истории. Что вы…
- Гриш, у нас реал была история?
Владимир, казалось, ещё чуть-чуть и сорвётся. И я точно его в этом поддержу.
- Прекратите паясничать. Не то…
- Не то что? Что вы сделаете?
- Наш отец работает в столичных органах, чтоб вы знали.
Владимир нервно защёлкнул ручку, тяжело поднялся и, открывая дверь в коридор, шепнул мне на ухо:
- Я на минуту. Пробью по системе, кто их отец, а то мало ли…
Дверь, несмотря на свою хрупкость, хлопнула. Видимо, так Владимиру Игоревичу хотелось скорее выбраться из помещения с близнецами. К несчастью, мне такой возможности не предоставили, так что ничего не оставалось, как устало прислониться к стенке и сделать вид, что я совершенно не слушаю болтовню двух идиотов. Впрочем, не особо и хотелось, но их шёпот заставил обратить на себя внимание.
- Эй! Цыпа!
- Цып-цып-цып!
Жаль, очень жаль, что мы не собрали подписи на разрешение аудиофиксации разговора. У меня как раз формируется отличный компромат.
- Цыпа, ну подойди, а!
Шепот становился настойчивее, а моя нервная система – неустойчивей.
- Слышь, ей не нравится «цыпа», давай «зайка»!
- Заюш, мы ближе, чем ты думаешь.
Что меня бесит в работе младшим следователем, так это то, что мы считаемся какими-то роботами, у которых нет эмоций и чувств. Да, я согласна, что принимать близко к сердцу высказывания подростков так себе занятие, но почему я даже защитить себя не могу? Элементарно послать их на…