Ника снова замотала головой.
- Это мог быть её бывший, но Лина была уверена, что это один из… Она… У неё были поклонники, которым она нравилась, и она… Понимаете, когда ей было семнадцать, и отец, и мать работали на фабрике, а когда фабрику закрыли, оба потеряли работу. И Лина иногда… С мужчинами… Она… В общем с ними спала… За деньги.
Как только Ника договорила последнюю фразу, она тут же зажмурилась, будто ожидая, что её ударят или обольют холодной водой.
- Ника… Спасибо, что поделилась информацией. Это действительно очень важно. Допрос не будет разглашаться, не переживай по этому поводу.
- Хорошо. – Она немного отмерла, поводила пальцем по изрисованному ручкой столу и вдруг бросила, - я могу идти?
- Скажи, пожалуйста, - голос подал Владимир, всё это время молча слушавший, - помнишь ли ты, происходило ли что-то странное вчера во время занятия и кто остался в аудитории, когда там ещё была Лина?
Ника, казалось, тоже забыла о существовании Владимира, поэтому сначала оторопело посмотрела на него, а затем быстро ответила:
- Ничего странного я не заметила, а кто остался в аудитории, сказать не могу - сама выбежала сразу после Алексея Александровича. Обычно мы с Линой всегда ходили вместе, но вчера я…
Она посмотрела на меня с надеждой в глазах, и я бы рада была помочь, но не понимала, чем.
- У меня, в общем, были женские дни и мне нужно было в уборную. Я про…
- Ника, спасибо за честные ответы. У нас нет больше вопросов.
Закрывая за собой дверь, девушка с благодарностью взглянула на меня. Я попыталась улыбнуться, но мне в ухо начал шептать Владимир:
- Зачем ты её перебила? И меня посередине фразы, а? Максим, следи за своим поведением на допросах.
Его замечание пролетело мимо моих ушей. Я лишь надеялась, что Владимир правильно истолковал для себя ответы про Линину жизнь.
Человеческая жизнь для каждого может представляться по-разному. Кто-то чувствует, что его время ограничено, поездка в один конец конечна, время – быстротечно. А кто-то живёт так, что даже при последнем вдохе не догадывается, что в следующую секунду всё перевернётся с ног на голову. Одни жизнь ценят. Другие ценят только жизнь собственную. Третьи не ценят ничего.
Кириллов был из последних. Мой бывший. Ненавижу говорить «мой» при упоминании этого подонка, но приходится, не только чтобы обозначить, о ком идёт речь, но и для напоминания себе самой, чья это была ошибка. Конечно, так говорят только приверженцы теории «жертва виновата в насилии», и я готова бесконечно ломать челюсть каждому из них, но в выборе Кириллова виновата была одна я. Никто не заставлял меня жить и спать с ним. Возможно, на руку сыграл ещё и возраст – всё-таки в семнадцать лет голова работает совсем по-другому. А ему было двадцать. Как тут устоишь. И я отбила последние мозги, когда согласилась с ним встречаться.
Да, согласилась. Пусть предложение начать отношения поступило не от меня, никто не заставлял в это ввязываться и никто не тянул за язык. Хотя… Нет, забудьте. Мы просто оказались на одной тусовке. Просто выпили. Просто болтали всю ночь напролёт. Всё происходило в съёмном доме, поэтому найти комнату без лишних глаз было не так уж и трудно. Я не знала, как всё должно происходить, а он знал, и это подкупило. Но я поцеловала его в ответ и позволила раздеть меня. Я сама.
Но ещё я сама приняла решение о расставании. Хотя тут нужно отдать Кириллову должное – мне было легче сделать выбор благодаря его свинскому отношению ко мне.
Пожалуй, я расскажу, как сама идея «наверное, в наших отношениях что-то не так» закралась ко мне в голову. Прошло два месяца с нашего первого знакомства, и для меня это тогда считалось праздником. Конечно, меня уже терзали сомнения, почему я хуже себя чувствую, сравниваю свои достижения с дерьмом, а моя самооценка уже давно не вылезала из-под плинтуса. Но праздник же! В семнадцать меня можно было считать девушкой романтичной, поэтому, вернувшись со школы домой (а жили мы вместе), я засуетилась – отдраила и наполнила ванную, поставила в духовку шоколадный фондан, завила волосы и надела то бельё, которое ему нравилось. К приходу Кириллова из универа всё было готово, и мы вместе разделись и улеглись в горячую пенную воду. Мне казалось, что в темноте ванной комнаты в его глаза горят так же ярко, как свечи, отчего моя грудная клетка норовила разорваться. Он это почувствовал и прижал свою ладонь к моей груди.