- Нужно снять отпечатки.
Владимир Игоревич произнёс это так, для галочки. Все здесь присутствующие прекрасно понимали, что если и удастся отскрести что-то на теле девушки, на коже которой ещё какое-то время вырабатываются свои жировые выделения, то это ничего не даст. Преступник мог пользоваться тканью, перчатками или чем-то иным, но вряд ли по доброте душевной решил оставить для полиции свои следы.
- Умышленное или спонтанное?
Я набрала в грудь воздуха и приготовилась ответить, но тут услышала справа от себя голос криминалиста.
- Спонтанное.
Мои брови неумолимо нахмурились, а голос резко понизился - я неосознанно строила из себя утомлённого тугоумием своих коллег Шерлоком Холмсом:
- Умышленное.
Владимир посмотрел на меня с явным интересом:
- Почему вы так считаете, Максим?
Я готова была ответить, почему это представлялось мне очевидным, но, неожиданно для себя, нашла новую улику, отчего присела на корточки и, не дотрагиваясь до тела девушки, указала пальцем за воротник её рубашки.
- Посмотрите, здесь есть следы поцелуев. Они свежие. - Я не осмелилась назвать вещи своими именами, потому что это были выраженные засосы, а рядом со мной стояли мужчины, которым я и так не сильно нравилась.
- Значит, преступник точно парень.
- Да, согласна.
Было бессмысленно спорить о том, что засосы на теле девушки мог оставить исключительно представить мужского пола, но я была согласна на девяносто девять процентов, что так оно и было. Во мне кипели злость, обида и отвращение. Так не должно быть. Почему мы не можем выкинуть из общества всех дикарей и полных придурков, способных на убийство других людей?! Они отравляют жизни, уменьшают их значимость, потому что вот человек был – и по хлопку его нет. Лежит бездыханное тело с красными следами на шее. А убийца всё так же ходит по земле, дышит свежим воздухом, общается с другими людьми, не имеющими и малейшего представления о том, что кровь их собеседника уже давно почернела от зла, и наслаждается жизнью. Я с силой сжала кулаки и постаралась абстрагироваться от эмоций – они уже готовы были поглотить меня без остатка.
В коридоре послышалась возня, и в следующую секунду в комнатку ворвалась женщина средних лет. Её лицо исказилось ужасом, руки застыли в неестественной позе и, казалось, она перестала дышать. За ней вбежал сотрудник полиции, запыхавшийся от погони, и на одном выдохе бросил:
- Я без понятия, кто это, она никаких приказов не слышала.
Это была мать. Медленно шагнув вперёд, она приблизилась к телу своей дочери и вдруг упала на колени рядом с ней. Полицейский хотел было поднять и увести её, но Владимир Игоревич резким жестом схватил его за руку и одними глазами отправил непутёвого коллегу на выход. Тот послушно удалился.
- Мы сожалеем о случившемся.
Женщина не шевельнулась. Её плечи не вздрагивали, руки не утирали бегущие из глаз слёзы. Потому что слёз не было. Она потянулась поцеловать своего ребёнка, но её остановил голос криминалиста:
- Нам необходимо снять отпечатки, не прикасайтесь, пожалуйста, к открытому телу.
Я тихо закрыла глаза. Ещё один придурок. Как можно при матери назвать её дочь «телом»?
Рация Владимира зашуршала и из неё прозвучал хриплый мужской голос:
- Мы узнали, что девушка должна была быть в том кабинете с восьми пятнадцати до девяти тридцати утра – у неё была первая пара.
Женщина провела рукой по рубашке дочери, поправила несколько складок, после чего медленно поднялась с колен и развернулась к нам. Глаза были сухими, но в них читалась невыносимая боль. Её мир только что рухнул.
- Вы ещё не знаете, кто… Кто это сделал?
- Нет. Мы уже просматриваем камеры наблюдения, чтобы это выяснить.
Она тяжело вздохнула и посмотрела прямо в мои глаза. Я успела подумать о том, что пару минут назад успешно отгородилась от своих эмоций – в противном случае поток моих слёз было бы не остановить и километровой дамбой.