- Я могу помочь найти убийцу?
- Да. Вы можете рассказать нам о друзьях, врагах вашей дочери. С кем-то, может, у неё были особенно плохие отношения.
Женщина отрицательно помотала головой.
- Нет, она всегда была душой компании. Доброй и открытой. И мне она очень доверяла и не утаивала никаких секретов. И про всех её мальчиков я тоже знала.
Владимир Игоревич откашлялся и аккуратно положил руку на плечо женщине.
- Давайте проедем к нам в отделение, мы запишем всё, что вы нам расскажете.
На пути к машине я, по обыкновению, остановилась у охранников. Перед выходом стояли турникеты – мой любимый символ безопасности. Я знала, что студенты заходят внутрь по пропускам, а по всем этажам развешаны камеры. Такой информации должно быть достаточно, чтобы найти преступника. Но не в этот раз.
- Мне нужны доступы с камер наблюдения и данные обо всех студентах, которые входили сегодня в университет.
Охранник, с виду лет двадцати пяти, замялся и в растерянности почесал голову. Список студентов он предоставил сразу.
- А записи с камер?
- Есть записи с десяти до настоящего момента…
- Хотите сказать, у вас были выключены камеры?
- Нет, камеры работают круглосуточно… - Он потупил взгляд и слегка покраснел. – Но с недавнего времени мы записываем не всю информацию, чтобы ну… Меньше работы было потом на очистку памяти.
Я с силой ударила кулаком по столу.
Глава 2. Дерьмо, а не человек
Женщина пусто смотрела на нашу ободранную стену и молчала, пока Владимир заполнял бумаги. Она не лила слёз, не билась в истерике, не закатывала нам скандал. Я безуспешно старалась не заразиться её безучастностью. Звенящая тишина всегда страшнее самых громких криков.
- Так, теперь пойдём по порядку. Личные данные вашей дочери.
- Светлова Ангелина Алексеевна. 19 лет. Учится… Училась на втором курсе. Что-то ещё?
- Да, расскажите, пожалуйста, как у вас обстоят отношения с родственниками? Её отец, он…
- Он сейчас в дороге. – Женщина перевела взгляд на окно, и в глазах впервые появились отблески слёз. – Я ему сразу позвонила, как только узнала о случившемся. Он был в командировке, но сейчас уже едет обратно. Что касается родственников – у нас с мужем нет ни братьев, ни сестёр, только родители, то есть у Линочки только бабушки и дедушки. Они живут в деревне.
- Понятно. Расскажите, а у Лины были, может, враги или завистники?
Женщина с усилием потёрла глаза тыльной стороной ладони и сложила руки у себя на коленях.
- Нет, врагов не было точно. Знаете, она всегда была милой и доброй, друзья ласково называли её «Светлячок» - из-за фамилии и характера. Митя, её молодой человек, звал её «Ангелочком».
- Молодой человек? – Владимир выразил крайнее удивление, будто не верил своим ушам. Я с трудом сдерживала желание ударить его по шее. - А долго они встречались?
- Около трёх месяцев.
- У Лины были до этого молодые люди? Или только Митя?
- Были, были. До Мити было двое. С первым, Витей, они встречались совсем немного – им было по шестнадцать, и оба быстро поняли, что попали под влияние того времени – тогда все подростки вдруг захотели иметь вторую половинку. Затем у Лины появились отношения с Пашей, но с выпуском из школы они расстались, так как разошлись дороги: он поступил в хороший университет в большом городе и переехал.
Я внимательно слушала женщину и параллельно делала заметки в своём телефоне. И всё равно из моей головы не лезла мысль о том, насколько же люди зависят от других людей. Это выворачивало меня изнутри – встречаться с парнем только потому, что все так делают? Ужасно. Страдать, следить за переписками, быть подвластной мнению другого человека, ограничивать себя – и всё это фактически доброй воле?! Люди, должно быть, меня разыгрывают. Никогда на такое не соглашусь.
Нельзя упрекать меня, что я осуждаю то, чего не знаю. Чего якобы не попробовала на собственной шкуре. Это сейчас мне двадцать три, у меня есть работа и интеллект, но шесть лет назад рисовалась совсем иная картина. Тогда мне казалось, что я ходячая проблема.
Мне было семнадцать и оставалось полгода до окончания школы, а он уже учился на втором курсе в университете. Я никогда не была безрассудной, не совершала особо примечательных проступков, не расстраивала родителей, но не потому, что была подвластна влиянию совести, хотя это утверждение имело место быть, а потому, что расстраивать было нечем. Но с появлением Кириллова я перестала узнавать себя в зеркале. Как же хорошо, что эти полгода мучений остались в прошлом.