Когда комната начинает вращаться, а мне надоедает спорить с собой о том, что хуже — чрезмерный или недостаточный уход за собой, наступает время идти домой. Джесс, обладательница мощнейшего либидо, — она называет себя «секс-позитивной феминисткой», как я подозреваю, исходя при этом не из философских теорий, а из практики наслаждения, — остается, наверное, чтобы уложить в постель Фриду. Я восхищаюсь ее простым отношением к сексу. В этом смысле мне бы не помешала доза ее здорового безразличия.
Я иду домой и у дверей здороваюсь с Робертом. Захожу в лифт, и он окликает меня, советуя перед сном выпить пару стаканов воды. Я попадаю ключом в замок далеко не с первой попытки, но в конце концов все-таки оказываюсь в квартире и плетусь в ванную.
И я остаюсь там, скорчившись на полу, положив голову на сиденье унитаза и с удовольствием чувствуя щекой его прохладу, пока в окно мое не начинает светить солнце, объявляя о наступлении утра.
Это был мой самый лучший сон за всю неделю.
ГЛАВА 7
У меня болит все. Если я попытаюсь пересечь комнату, то могу умереть по пути от головокружения. Я бросаю взгляд на часы, но поворачиваю голову слишком быстро, и это вызывает новый приступ тошноты. Я собиралась встретиться со своим дедушкой в Ривердейле в десять. Для этого мне нужно попасть на поезд, отправляющийся с вокзала Грэнд-сентрал в 9:15, а сейчас уже 8:55. Это означает, что я должна была выйти из дома примерно десять минут назад. Блин. Начинаю думать, как отменить поездку, но я просто не могу поступить так с дедушкой Джеком. С кем-то другим — возможно, но только не с дедушкой Джеком. Он всегда видел меня насквозь.
Я с трудом поднимаюсь с пола, чищу зубы и наливаю в стакан немного жидкости для полоскания рта. В доме престарелых лучше не показываться, если от тебя несет текилой. Поскольку времени принять душ уже нет, я протираю под мышками влажной салфеткой для лица. Пахнет она после этого ужасно. Я выхватываю из горы грязной одежды футболку и пару жутких джинсов, набрасываю на плечо сумку, выбегаю из двери, скатываюсь по шести пролетам лестницы, — времени ждать лифт тоже нет, — и оказываюсь на улице. Сегодня я не выиграю у дедушки дискуссию о пользе гигиены. О кофе тоже можно уже не мечтать. Я спешу к метро быстрым, но неровным шагом, пытаясь понять, не пьяна ли я до сих пор. Вагон трогается в тот момент, когда я добираюсь до платформы. Проклятье.
Следующая электричка появляется по меньшей мере через шесть минут. «Я не могу пропустить поезд на Ривердейл», — бубню я себе, и похоже, что вслух. Даже точно вслух. Я до сих пор пьяна. Вот блин. Другие люди в вагоне отодвигаются от меня подальше, как будто мой вид психического расстройства заразен. Я хочу сказать им, чтобы они не беспокоились, я просто выпила, но понимаю, что делу это, скорее всего, не поможет, особенно если учесть, что сейчас только девять утра. Вместо этого я обхватываю голову руками и начинаю тихонько стонать про себя. Вагон раскачивается из стороны в сторону, провоцируя болезненные симптомы похмелья.
— Эмили? — звучит откуда-то сверху бесплотный голос. Я вижу перед собой свеженачищенные черные туфли, но голову не поднимаю. «Это не может со мной происходить. Это, должно быть, мне просто мерещится. Господи, сделай так, чтобы этого не было». Мне кажется, если я буду сидеть с опущенной головой и притворюсь, что не слышала Эндрю, он уйдет. Я плотно зажмуриваю глаза в надежде, что он исчезнет. Не помогает. Когда я их открываю, он по-прежнему здесь. Те же свеженачищенные черные туфли.
Мне не померещилось.
— Привет, — говорю я. Он смотрит на меня с любопытством, и по его ссутуленным плечам я могу определить, что он еле сдерживает смех. Я смотрю вниз и вижу, что на мне его старая футболка команды по плаванию МТИ[12], которую он когда-то пообещал выбросить. На моей груди огромными черными буквами написаны слова «МОКРЫЕ БРИТЫЕ БОБРЫ». Когда я слышала историю этой футболки в первый раз, она показалась мне даже смешной, — талисманом факультета был бобер, а команда брила ноги, чтобы плыть быстрее, вот и получилась такая надпись, — но в данный момент я не вижу в ней ничего забавного. Единственное преимущество моего состояния заключается в том, что я не в полной мере осознаю всю глубину своего унижения.
— Тебе нужна моя помощь? — Я знаю, что он получает сейчас удовольствие, и не виню его за это.
— Вот блин, — говорю я, опять вслух, хотя хотела только подумать. — Вот блин, — повторяю я громко, на этот раз из-за того, что сказанное чуть раньше собиралась произнести лишь мысленно. «Возьми себя в руки, Эмили». — Прости. Я все еще пьяная после вчерашнего.