– Так где ж ты был, сыночек?
– Там, мама, – Кедров обернулся к окну и ткнул рукой в небо.
– Где, там?
– На звездах.
– Сыночек, сыночек, – мать, потрясенная рассказом сына, прижала его к себе и словно маленького гладила по голове. – Ох, недаром тебя прозвали в деревне Волком. Волк ты и есть. Прошел через такое и выжил.
За окном окончательно рассвело. Первые лучи солнца мазнули по крышам домов. Сказочная, фантастическая ночь на родной Земле закончилась. Пора было решить один неприятный вопрос.
– Ма… я следующей ночью должен улететь.
– Сынок… – в глазах у матери Андрея мгновенно заблестели слезы, – а как же я?
Сколько раз на протяжении веков матери задавали этот вопрос своим сыновьям, рвущимся открывать и осваивать далекие земли, идти в опасные походы, то ли за золотом, то ли освобождать гроб Господень. Причины назывались разные, но суть была одна – молодым людям была тесно, душно дома. Кровь бурлила в их жилах, и хотелось подвигов, славы, богатства. И этот зов, зов молодой горячей крови, был сильней привязанности к родному дому, близким, даже привязанности к матери. И с этим ничего нельзя было поделать. Так было, есть и будет. Пока есть во Вселенной существо, когда-то, миллионы лет назад, взявшее в руки палку и начавшее силой прокладывать себе путь к вершине – венцу мироздания. Да, на дереве сидеть было намного безопасней, чем выгонять из пещеры саблезубого тигра. Но зато, если получилось, насколько уютней становилась пещера по сравнению с тем, что было! Да и любая самка предпочтет такое жилище открытой всем ветрам и дождям ветке дерева.
– Ма, ну ты понимаешь, я должен… – с трудом подбирая слова, стараясь не смотреть в глаза матери, сын стал объяснять причины своего поступка. – Ну кто я здесь? Лейтенант, вернее бывший лейтенант. Сунься я обратно в армию, затаскают по комиссиям. А там… а там я могу принимать участие в таких событиях, которые мне здесь даже не снились. Я могу за считанные часы перелетать от одной звезды к другой и видеть миры, которые я бы никогда не увидел. И там, ма, у меня есть жена…
– Жена? – Мать вздрогнула и посмотрела сыну в глаза. – А как же ты с ней… – женщине трудно было подобрать слова, – она же не такая, как мы. Она даже не негритянка! – мать наконец-то сумела передать свое непонимание и тревогу.
– Да, она не негритянка, – Андрей Кедров впервые, после приземления на Землю, рассмеялся. – Она намного лучше.
Несколькими словами он описал внешность своей жены.
– Чем-то похожа на Люську Коваленко.
– Нет, лучше, лучше! – Андрей вновь рассмеялся.
Рассмеялся и с удивлением обнаружил, что тоски по первой своей девушке у него уже нет. А ведь прошло всего лишь чуть больше трех месяцев с тех пор, как он здесь, около своего дома, классно отметелил нескольких гостей, гулявших на свадьбе у Люськи и ее мужа, местного фермера Ивана. После этого, не догуляв трех дней до конца положенного после окончания института отпуска, он вынужден был удирать к месту службы. Это в мирной жизни три месяца – так, пустяк. Просто длинный отпуск. А там, где ежедневно рискуешь жизнью, день идет за два, а то и за три. А иногда и за год, и даже за десятилетия. Тому пример – седеющие за один день боя молодые двадцатилетние пацаны. Нет, не три месяца провел вне Земли молодой, двадцатитрехлетний парень. Сколько надо времени здесь, на Земле, чтобы увидеть, как от вспышки лазерного луча взрывается огромный звездолет? Чтобы увидеть, как глубоко в недрах совершенно чужой планеты из темноты бесшумно бьет мощный рентгеновский луч и твой товарищ безмолвно, замертво бьется лбом о панель управления? Чтобы увидеть, как выступают капельки пота на лицах военных пилотов, когда бортовой компьютер их корабля отсчитывает последние секунды до прыжка в гиперпространство и не знаешь, увидишь ты еще раз звезды или нет? Сколько для этого понадобится времени? И сейчас, после всех произошедших с ним в течение последних трех месяцев событий, все эти местные страсти казались мелкими и неинтересными.
– А вообще-то, я зять Главного командора фролов. Это вроде что-то нашего министра обороны. Вот только армия у него значительно сильнее нашей.
– Ты всегда у меня, сынок, был очень практичным человеком, – только и смогла ответить мать.
Начавшийся день несся вскачь. Казалось, совсем недавно старенькие ходики отбомкали десять часов, а уже на улице полдень.
– Ивановна! Ивановна! – раздалось за окном.
Они только сели обедать. На столе дымился наваристый борщ, на плите призывно скворчала картошечка с салом, и зазывающе блестела бутылка с ядреным сельским самогоном.
– Ох, подожди, сынок. Я сейчас. Соседка волнуется, чего это я из дому не выхожу.
Мать встала из-за стола и вышла из дома.
– Не волнуйся, Никитична. Я прихворнула немного. Чуток отлежусь, и все будет в порядке.
– Может, помочь чем надо?
– Нет, не надо. Спасибо, соседка.
– Ну, как знаешь.
– Беспокоятся о тебе, – Андрей улыбнулся матери, когда та вернулась за стол.
– Беспокоятся, – согласилась мать. – Они же думают, что я осталась одна, – женщина невольно вздохнула.
– Ма, ну не надо. Я же объяснил, почему я хочу улететь. И я же не навсегда. Я к тебе каждый год буду прилетать в гости.
– Вот так же по ночам?
Сын молча пожал плечами.
– Ну, ладно, – мать махнула рукой. – Давай, за тебя!
Два небольших граненых стакана с глухим стуком соприкоснулись.
«Эх, куда там этим кроковским или фроловским пойлам до русского самогона!»
Сумерки неслышной поступью вошли в дом. На небе уже проступили отдельные звезды.
– Когда ты уходишь?
– В полночь.
– Чего ж они, – кивок на окно, – не могут тебя хотя бы на недельку домой отпустить?
– Звездолет, на котором я прилетел, должен остаться незамеченным. Для этого много энергии тратится на поддержание режима невидимости. А нам еще лететь обратно. И лететь очень долго. Пять прыжков! Чтобы долететь сюда, десяток звездолетов делали промежуточные базы с топливом.
– До тех звезд? – вновь кивок на окно.
– Тех звезд, мама, отсюда не видно…
– Ох, сыночек, сыночек. А чего ж они вообще боятся открыться? Раз они такие сильные, чего ж они нас боятся? Что мы можем им сделать?
– Они за нас боятся, да и за себя. Боятся быть втянутыми в наши земные разборки. И не дай бог, их оружие случайно попадется кому-то из землян в руки. Уж очень велико будет искушение его применить. Это все равно, чтобы сейчас у каких-нибудь террористов в руках оказалась атомная бомба.
– Не дай бог!
– Вот видишь. Мы еще не доросли для сотрудничества с ними, мама. Мы можем оказаться их колонией, одной из туристических достопримечательностей. К нам будут летать, как у нас сейчас летают в какие-то глухие районы, где специально для богатеньких туристов созданы поселения, где люди ведут старинный образ жизни. А на наши войнушки будут смотреть, как мы смотрим на представления, где сотни людей машут мечами для потехи зрителей.
«Да и далеко очень. Овчинка выделки не стоит. Что мы им можем дать? А затраты, чтобы прилететь сюда колоссальные», – уже про себя подумал Андрей.
Ночь мягко опустилась на землю.
– Ну, все ма, мне надо идти, – необходимые слова были произнесены.
– Надо, так надо, – через паузу ответила мать. – Опять мне придется к тебе на могилку ходить?
– Какую могилку?
– Твою. Как пришло сообщение о твоей гибели, так через неделю сюда привезли гроб закрытый. Сказали, что твой. Но открывать не разрешили. Так и похоронили, с салютом.
– Да… хотел бы я знать, что они в том цинке похоронили.
– Не расстраивайся, сынок. Если кого похоронили, а человек на самом деле жив, то будет он жить еще долго!
– До встречи, Ворон.
Тихо скрипнула калитка. И вновь над ним крупные яркие звезды, висящие в безмолвной тишине. Нет, не в безмолвной. В ночном воздухе, всё нарастая, звучало:
Хорошо поддатый голос горланил, пытаясь, очевидно, показать, как этот самый «мотор ревет». И «ревело» это около дома Ивана Охрименко – мужа Люськи Коваленко, вернее сейчас Охрименко. Ноги сами понесли Кедрова туда.