С каждым шагом Пита в салоне поднималось облако пыли, чёрной пыли, больше похожей на пепел, нет же, это и был пепел от сгоревших сидений из центра самолёта. Пол, в месте где зашли эти трое, был надломлен пополам, а сам самолёт по сути делился на две части: переднюю и заднюю, разделял их этот самый перелом, похожий на горный хребет.
- Давай только недолго, иначе заметят! – сказал Филлеас, но брат уже убежал в носовую часть самолёта.
Сам же Фил пошёл направо, то есть в хвостовую часть. Нужно сказать, что обстановка там была мрачноватая во всех смыслах: темно, пыльно, повсюду бардак и трещины по всему полу. Была ещё одна проблема – каким-то образом мальчикам нужно было не попадать светом от фонарей в окна, чтобы не обнаружить себя, это создавало какой-никакой дискомфорт, ведь приходилось светить только себе под ноги узким кругом, изредка позволяя фонарю добраться до уцелевших сидений. Пятёрка плелась за Филлеасом и явно ощущала какие-то неприятные чувства, а её мышонок от страха залез обратно в рукав. Странная атмосфера царила в этом самолёте, очень напряжённая и, как уже было сказано, мрачная, но мрачная не в физическом смысле, нет, этот «мрак» забирался прямо под кожу, сквозь мышцы, и проникал в самое сердце, оставляя там свою подпись несмываемыми чернилами.
Филлеас аккуратно посветил вперёд – конец самолёта, можно идти обратно. Мальчик начал разворачиваться, держа фонарь перпендикулярно своему телу, и вдруг, во время этого разворота, осветившись фонарём, на сидениях показались люди. Филлеас отшатнулся от неожиданности. Пятёрка, заметив, что с мальчиком что-то не так, тоже остановилась. Филлеас вернул свет фонаря обратно, он осветил тела.
На сидении, закреплённые ремнём безопасности и безжизненно свесив головы вниз, видимо уже после падения самолёта, находились двое: мужчина и женщина. Лиц их не было видно, но с Филлеасом явно что-то происходило, он схватился за воротник своей кофты и оттягивал его изо всех сил, будто бы задыхаясь, затем он закашлялся, свалился на колени, снова поднялся, подошёл к мёртвым и трясущимися руками схватился за плечо женщины, прижав её обратно к сидению, соответственно показалось и лицо. Внезапно Филлеас отдёрнул руку, опять упал, посмотрел на свою ладонь, опять на женщину, при том он не сказал ни слова, лишь пытался что-то изречь, но получались непонятные звуки, едва ли похожие на человеческий язык. Но поднявшись на ноги, которые его сильно подводили в этот момент, парень наконец сказал:
- М-мама… Папа?..
Двое учёных сидели в тех креслах, это действительно были родители Филлеаса и Пита, мёртвые. Не дышали, не двигались, охладели. На маме как и раньше тёплый зелёный свитер, на папе его любимый и такой заношенный костюм… он просто обожал его.
- Мама! Папа! – крикнул Филлеас, но боль сдавила его голос, и от крика остался еле слышимый голос. Он подбежал к ним, схватил за плечи и начал трясти, они не отвечали.
Холод сдавил его сердце, на лбу проступил капельки влаги, холодные струи пота стекали на глаза, перемешивались со слезами и текли дальше до самого подбородка, скатываясь по шее или накапливаясь в большие капли, падали на пол самолёта, поднимая маленькие облака пепла.
Насколько же больно ему было, мальчик не мог поднять дрожащую руку, она прибилась к полу намертво, упав на колени в очередной раз, он больше не мог подняться, а слезы заволакивали глаза так, что всё кроме разноцветных пятен перед глазами пропадало.
- Мама! Папа… - повторил он в третий раз, и боль сковала его горло до конца, даже воздух не мог пройти сквозь эти оковы. Филлеас закашлялся.
Затем всё переменилось. Мальчик вскочил с пола, схватил маму за руки, со всей силы сжал свои ладони и этим мертвенно-хриплым голосом пытался кричать:
- Очнись! Очнись! Очнись!!! – он тряс её изо всех сил, но мама уже была мертва.
- Папа, скажи маме, чтобы проснулась!!! – снова кричал он.
Словно в белой горячке он не мог успокоиться, его трясло, всё тело словно парализовало, затем напряглась каждая мышца, судороги, он утопал в холодном поте, а его тело нагревалось всё сильнее, затем холодело, и мальчика трясло уже от озноба, затем снова нагревалось, и он с криками оттягивал воротник. Он сходил с ума, был уже не в состоянии успокоиться, мальчик не мог поверить, что мама и папа, которые должны были ждать их в Китае погибли, разбились в самолёте… насмерть… их больше нет. Нет! Этого не могло произойти! И Филлеас снова срывался с места и начинал трясти испустившие дух тела, но было слишком поздно.