Да и как в него не влюбиться. Красивый, сильный. За его плечами действительно можно от всех невзгод спрятаться.
Слышу, как шуршит одежда. Как сопят оба.
Бряцают ключи, брошенные на тумбочку. Жужжат замки курток.
Продолжаю прятать лицо, обняв Кешу за талию, слушаю стук сильного сердца, и греясь от жара тела.
Наконец, хлопает дверь.
Тишина.
Не шевелюсь, наслаждаясь нашей близостью.
- Дуняш, - вибрирует в груди его голос.
Опять это супер-режим, от которого растекаюсь лужицей.
- Дуняш, - повторяет Кеша, и руки мои мягко расцепляет. - Мне надо Петрова отпустить, а то он на дежурстве. И твоих друзей проверить, чтобы дорогу правильно нашли.
Тяжело вздыхаю, поднимаю глаза.
- Да не трогай ты их…
- Ты Дунь добрая очень, - журит, и мягко за нос треплет. – Такие люди за слабость его держат, добро твоё. Поэтому пойду, проверю, чтобы точно дорогу сюда забыли.
Что ж делать? Отговаривать против карательных мер не стану больше, пусть поступает так, как считает нужным.
С сожалением отступаю.
- Кеш, а ты не сбежишь? У тебя там, в домике поклонница осталась, - не преминула поддеть его.
- А я думал, ты моя поклонница, - нисколько не смутился Кеша. – И у нас спор был, не забыла? – ловко меняет тему, оглаживая мою фигуру, особенно грудь, голодным взглядом, вызывая прилив жара.
- Желание? – вспомнила я.
- Ага. Одно сплошное, - лыбится довольно, явно предвкушая выигрыш. - Так что не надейся Снегурка, отвечать придётся.
Помимо воли, на лицо наползает застенчивая улыбка.
- Хорошо, я буду ждать, - смущённо проговорила я.
Кеша подмигивает, и, прихватив оставленные Виталиком ключи, выходит, захлопнув дверь.
Разворачиваюсь к накрытому столу.
Вот сволочи! Чтобы он их там обоих прикопал!
Мой фирменный оливье!
Неужели весь съели?
И от утки запечённой, в соевом соусе, тоже по окорочку отрезано. Самый смак.
Тянусь за салатником, чтобы убрать остатки, и нечаянно смахиваю фужер на пол.
Бьётся на мелкие осколки.
От моей любимой пары бокалов остаётся один.
В негодовании бухаю миску на стол. Ошмётки салата летят в разные стороны, салатник пополам.
Пару секунд, обдумываю сложившуюся ситуацию, а потом хватаю второй любимый фужер и со всего размаха кидаю об стену.
За ним летит тарелка, и ещё одна.
Какое-то больное остервенение охватывает всё тело.
Перед глазами воспроизводятся картинки ушедшего вечера, и я крушу остальную посуду, наслаждаясь этим раздраем, вспоминая особенно обидные моменты.
Осколки, еда, ложки, всё, что попадается под руку, летит в стену и на пол.
Это уже не турецкий сериал.
Это уровень выше.
Дорама, мать его!
- Дуняш! Ремонт затеяла? – в слаженную работу вклинивается Кеша и спасает последнюю тарелку, вытащив её из моих пальцев.
Выдыхаю, сдув с лица прядь волос.
Умаялась.
- Ужина не будет, - объявляю я.
Кеша не выказывает беспокойства моим буйством. Закалённый он, конечно. Я и сама сейчас себя не понимаю, а он ничего, так спокойно смотрит, и вроде санитаров не спешит вызывать.
Откладывает тарелку, на тумбочку, и резко притягивает меня к себе.
- Ничего, я потом поем, - говорит, вжимаясь ртом, сразу толкаясь языком, заставляя раскрыть губы, и забыть вообще обо всём.
Зачем какие-то санитары, когда есть очень эффективные методы истерико-подавительные.
7.
- Кеш, серьёзно, он очень большой!
- Дуняш, ты преувеличиваешь!
- Я приуменьшаю! Он огромный! И не поместится в меня!
- Поместиться! Давай, открывай ротик!
- Нет! Я больше не могу!
- Дуня!
- Кеша!
Мы замираем друг перед другом в противостоянии взглядами.