Это я умела.
У меня батя всю жизнь на стройке проработал, иногда так вворачивал, что непонятно было мат это или иностранное слово.
Деды прислушались, видимо, прониклись, а потом Кеша неожиданно стянул с моей головы шапку, и больно прихватил меня за волосы, впечатался в мои губы своими. Я пискнуть не успела. Да вообще ничего не успела. Даже полное охреневание от ситуации пришло постфактум, когда он отстранился, оставив после себя, приятный вкус хмеля.
Он смотрел на меня с торжеством и иронией. На то, как я беззвучно открываю рот, силясь найти слова. Потом снова склонился и поцеловал, уже не так напористо.
- Сладкая Снегурка, - пробормотал он, обнимая меня, так что я впечаталась в его тело, всё ещё прибывая в прострации.
- Да, Дым, умеешь ты с девушками обращаться, - посмеивались его друзья.
- У вас есть выпить? - подала я голос.
Передо мной возникла открытая фляжка.
Я глотнула, толи – коньяк, толи – виски. Жидкость обожгла пищевод. Стало жарко и хорошо. Я прижалась к тёплому боку деда и смиренно затихла.
В лес, так в лес.
3.
- Снегурка Дуня, - врывается в мой сон, низкий, бархатный баритон.
К щекам прикасается что-то шершавое и горячее.
Приоткрываю один глаз, морщусь, и несколько секунд соображаю, кто этот бородатый незнакомец.
Иннокентий, Кеша, Кеха, Кеня, Дым, в таком порядке выдаёт мне память, а ещё вкус хмеля, и неожиданный поцелуй, от воспоминания которого, меня опаляет жаром.
- Мы пошли за ёлкой, - продолжает Кеша, - сиди здесь. Не очень ты одета для зимнего леса, да и вообще для зимы, - хмыкает.
Я поспешно оглядываюсь, с досадой понимая, что шубка моя ничего не скрывает, уже давно. Ни чулок белых, всех изодранных, ни шёлково пеньюарчика под ней.
С сожалением вспоминаю, какой классной казалась мне эта задумка. И что от неё осталось.
Я поспешно, и, понятно, что запоздало, пытаюсь привести себя в порядок. Стягиваю полы шубки, невзначай опираясь на раненую ногу.
Она отзывается болью, но вполне терпимо, и это внушает хоть какую-то надежду.
- Расскажешь, куда собралась в таком виде? - чуть ли не облизывается Кеша, глядя на мою грудь, которую я тоже, стремлюсь призвать к порядку, застёгивая верхние пуговки.
Хмель сошёл вместе с теплом, которое убаюкивало.
И я чувствую себя не так уверенно, как прежде, оказавшись в лесу с тремя незнакомыми мужчинами.
Один Кеша чего стоит.
- На охоту за Дедами Морозами, - тем не менее, огрызаюсь в ответ и пытаюсь отползти, потому что уж слишком хищно трепещут его ноздри, а в глазах пляшут черти.
- О! Ну тогда удачно, - веселиться Кеша, - целых три Мороза тебе.
- Мне столько не надо, - фыркаю в ответ.
А он вдруг резко склоняется, так что наши лица в миллиметре друг от друга, и я чувствую, как мой пульс зачастил.
Он смотрит, вроде всё так же весело, но только взгляд его жжётся, тяжелеет. Хочется отвернуться, но я не могу, затягивает.
- А ты всех и не получишь, - говорит просевшим голосом Кеша.
- Что так? – не остаюсь в долгу, чувствуя непреодолимую потребность позлить этого бородача, да и коробит меня, то, как он без обиняков и по-хозяйски распоряжается мной.
- Ты не вывезешь, Снегурка, - хищно оскаливается Кеша.
- Откуда ты знаешь, что я вывезу, а что нет, - продолжаю нарываться, уже входя в раж.
- Вижу, Дуня, - усмехается Кеша, но так по-доброму, сбивая мой воинственный настрой.
Проводит костяшками по щеке, зажигая в месте соединения кожу.
- Ты хорошая девочка, - продолжает он, - поверь мне, я на своём веку много шмар повидал, ты не из них.
- Вот спасибо! – меня вдруг развеселила его оценка. – А я-то думала, ты меня в машину затолкал, приняв именно за такую.
- Говорил же, - Кеша отстранился и надел на руки варежки, - показалось мне, что нужно было тебе, чтобы кто-нибудь подобрал тебя. Или ошибся я?
Я вмиг утратила своё напускное веселье, вспомнив весь предшествующий этим событиям вечер, и вдруг громко всхлипнула, расплакалась.
Ну, наконец-то прорвало!
Сама от себя не ожидала такой стойкости, видимо, все мои приключения отлично отвлекали, а вот теперь…