Лифт, ступеньки, дверь. На улице холодно и я не знаю, куда идти, даже денег на такси до дома с собой нет, а возвращаться обратно я не хочу, не смогу.
Почему все так?
Дохожу до соседнего подъезда, сажусь на лавку и просто сижу. Просто смотрю вперед и думаю, думаю, а ответа нет.
Вокруг ходят прохожие, поздравляют друг друга, запускают салют. Из окон тоже слышны веселые крики и шум телевизоров.
Подтягиваю ноги к себе, утыкаясь носом в коленки, так теплее. На улице по-новогоднему холодно, действительно холодно.
Сколько я так сидела? Я не знаю. Десять минут или два часа. Меня вырвал из анабиоза его голос.
— ТЫ ЧТО ТУТ ДЕЛАЕШЬ?! С УМА СОШЛА СОВСЕМ, ТЫ ЖЕ ЗАБОЛЕЕШЬ! — Леша бросается ко мне и пытается взять за руку.
— Не трогай меня, — я все так же смотрю в одну точку, только нестерпимо больно от его голоса и хочется, чтобы он ушел, не мучал.
— Ты головой ударилась? Перепила? Пошли в дом, тебе в горячий душ надо, ты ледяная! — он тянет меня за локоть и я поворачиваюсь к нему.
— Уйди, вернись к Лизе, оставь меня в покое.
— Господи, что ты несешь, тебе пить нельзя, похоже, — Леша психует и просто поднимает меня на руки.
— Ты целовал ее, не дождался меня, отрицать будешь? Я все видела.
Мы уже в подъезде и он вызвал лифт.
— Что ты могла видеть? Что ты вообще такое говоришь? Как я мог целовать кого-то кроме тебя? Я сначала в комнате ждал, потом Сереже с Аней помогал осколки убрать, они бокал разбили, а когда пошел тебя искать, увидел, что твоих ботинок нет и побежал искать.
— Я видела твой пиджак, не ври мне.
— Что…? Какая же ты глупенькая, я же его Саше отдал, разве ты не помнишь?
Словно током ударило.
— Какая же тупая… Какая… — прорывает плотину и слезы текут из глаз, как из ведра.
Мы уже в квартире и Леша несет меня прямиком в ванну, не снимая пуховика и ботинок. Закрывает за нами дверь и ставит меня на ноги.
— Если честно, меня обижает твое недоверие. Как ты так легко поверила в то, что это был я?
— Пиджак… И комната… И я… — захлебываясь слезами, я пытаюсь расстегнуть пуховик, но руки трясутся и не слушаются после мороза.
— Молчи, женщина, — он убирает мои руки и расстегивает пуховик сам, выпутывая меня из него. Следом за пуховиком летит блузка и лифчик. Его прохладные пальцы рисуют линию от ключицы к пупку и все тело покрывается мурашками, соски моментально твердеют.
— Я не люблю никого, кроме тебя. Я не хочу никого, кроме тебя. Ты же знаешь это? — он быстро снимает с себя куртку, футболку и джинсы. Леша опускается передо мной на колени и расстегивает ботинки, снимая их. Вслед за ними стягивает с бедер джинсы.
Я все еще всхлипываю, но желание уже соревнуется во мне с чувством ненависти к собственной тупости и сожалением. Он тянет вниз резинку моих трусиков, следуя за ними губами вниз по бедру. Я уже вся мокрая и мои пальцы путаются в его волосах.
— Леша…
— Молчи, Лена, — его руки скользят по бедрам, он целует низ живота, ниже, еще ниже. Я развожу ноги, открываясь ему, и он целует внутреннюю сторону бедра. Меня уже бьет крупная дрожь и дыхание сбито, вот-вот его губы коснутся меня там…
— Леша…
— Я же сказал тебе молчать, Лена, — он отстраняется и с моих губ срывается стон разочарования. Резким движением он поворачивает меня к себе спиной и наклоняет, прижимая к раковине. Его губы по позвоночнику вниз, пальцы впиваются в бедра, вот его дыхание там, ну же…
— Боже!
— Ну что я тебе говорил, сладкая? — он снова отстраняется, заставляя меня выгнуться навстречу, стремясь к нему, его касаниям. Ну же, пожалуйста!
Его пальцы скользят от коленки вверх по внутренней стороне бедра и, о Боги, он касается меня. Медленно скользя пальцами, он касается моего клитора и я распадаюсь на миллиард кусочков желания. Но молчу. Еще одной такой пытки я не вынесу.
— Вот так, хорошая девочка… — он проникает в меня пальцами, параллельно целуя мою спину и шею. Я вся извиваюсь, нет уже сил это терпеть, я хочу его, его член. Но я не могу сказать об этом! Я поворачиваю голову и смотрю в его глаза полным мольбы и желания взглядом. Судя по его лицу, он очень доволен результатом своих пыток.
— Хочешь? — он прижимается ко мне сзади и я чувствую его напряжение. Я энергично киваю, грозясь сломать шею. Какая-то секундная возня сзади и, О ДА. Я выгибаюсь в спине, чувствуя, как его член растягивает и заполняет меня. Кусаю свою руку, чтобы не кричать и не стонать, остановится же!
— Только ты, только моя и я только твой, — это были последние членораздельные слова, произнесенные в последующие двадцать минут. Его ладони скользят по моим ребрам вверх, к груди, сжимают соски. Потом одна рука поднимается выше, сдаливает шею несильно и вот два пальца заменяют мой кулак. Я сладко посасываю их, пока пальцы другой его руки чувствительно пощипывают соски. Он был так глубоко во мне, в теле и в душе.
Очнулась я уже в комнате, в другой. Я лежала у Леши на груди, укрытая одеялом, и его руки крепко обнимали меня.
— Согрелась? — он заботливо чмокает меня в лоб, — хоть бы не заболела, глупенькая моя.
— Издеваешься? Еще давно, — щеки заливает румянец при воспоминании о процессе согревания.
Уютное молчание, его пальцы поглаживают мои волосы.
— Прости меня, — я почти неслышно это выдохнула, затем громче, — прости меня. За сомнения. Похоже, я была просто немного пьяна.
— Не надо, все в порядке, это стечение обстоятельств и… Просто забудем это. Только не пропадай больше, я этого не переживу. Ты можешь всегда поговорить со мной, о чем угодно, о любых твоих сомнениях и страхах. Кстати, твой подарок.
Леша тянется к свои джинсам, которые висят на стуле и достает маленькую коробочку похожую на…
— Ты серьезно?
— Это не обручальное, не пугайся, — он смеется и открывает коробку, — просто хотел что-то такое подарить, что всегда будет рядом.
Он надевает на мой указательный палец серебряное колечко и целует ладонь сначала с тыльной стороны, потом с внутренней.
— Засыпай, Лена. Я люблю тебя. С Новым Годом, — он обнимает меня крепче, прижимая к себе еще теснее.
— С Новым годом. Я тоже тебя люблю, Леша, — я закрываю глаза и наслаждаюсь теплом между нами. Физическим и духовным. Я твоя, а ты мой.
С Новым Годом, блять, Лена.