У меня не было выбора. Я должен был поступить правильно и защитить Сиенну, даже, если это означало разбить ей сердце и уничтожить свое.
Я притянул ее к себе. Ее задница прижалась к моей промежности, а ее спина — к груди. Ее волосы пахли так чертовски приятно. Их насыщенный ванильный аромат вернул меня к воспоминаниям о всех тех ночах, которые мы провели вместе, завернувшись в шелковые простыни, охваченные страстью, под кайфом от секса. Я бы много что отдал, чтобы иметь возможность наслаждаться этим с ней до конца своей чертовой жизни. Кто бы мог подумать, когда я въезжал в эти ворота на своем грузовике, что, наконец, встречу женщину, которая заставит меня снова чувствовать. Женщину, которая пролила яркий свет в мою тьму, которая душила меня долгие годы. И вот теперь я должен отпустить ее.
Я зарылся лицом в ее густые шелковистые волосы, глубоко вдыхая, желая впитать в себя как можно больше ее аромата. Я крепче сжал руку вокруг ее талии и подавил стон от ощущения ее мягкой кожи на кончиках моих пальцев.
Это была настоящая агония, которую я испытывал только раз в жизни. Я прижался отчаянным поцелуем к ее затылку, понимая, что должен отпустить ее. С каждой секундой, приближавшей меня к моменту, когда я оставлю ее, осколки сожаления разрывали мое сердце на гребаные мелкие кусочки. Боже, как же я хотел остаться… Держать ее в своих объятиях и никогда не отпускать.
Словно услышав мои мысли и почувствовав мою борьбу, Сиенна зашевелилась, и ее тело крепче прижалось к моему. Я замер, закрыв глаза. Я понимал, что если Сиенна сейчас проснется, она убедит меня остаться. Убедит дать нам шанс. И если бы мне пришлось объяснять ей, почему я должен уйти, она все равно попросила бы меня остаться, чтобы мы могли вместе бороться с демонами из моего прошлого. Но я знал, что бороться с ними невозможно. Единственный вариант — вечно бежать, а я никогда не смог бы так поступить с ней. Заставить ее бежать со мной из-за того, что я сделал.
Никто другой не должен больше пострадать от последствий. Никто. Больше никто.
Я попытался сделать глубокий вдох, но воздух застрял в горле, а сердце разрывалось на части. Я так долго боролся с этой нашей связью. Я пытался игнорировать и отрицать ее. Но, в конечном итоге, бороться с тем, что у нас было, стало невозможно. Невозможно отрицать, что эта женщина была именно той жизнью, в которой нуждалось мое окровавленное сердце. Меня мучило то, что я никогда не смогу дать ей то, чего она заслуживает. А именно жизнь без страха. Жизнь, в которой ей никогда не придется оглядываться через плечо. Жизнь, в которой ее могли бы любить так, как она того заслуживала.
У меня защемило в груди от того, что где-то есть мужчина, который сможет подарить ей весь мир. Просто этим мужчиной был не я.
Это никогда не мог быть я.
— Прости, — прошептал я ей в волосы, дыша сквозь пульсирующую в животе боль и стискивая челюсти, чтобы унять ее. Сделав последний глубокий вдох, я убрал руку с ее талии и выскользнул из-под простыни. Я быстро оделся и тихо собрал свои вещи.
Надев куртку, я встал у окна и посмотрел на коттедж, на огни и деревья, отбрасывающие тени. В этих стенах я снова обрел смысл существования, и этот смысл сейчас крепко спал в постели в метре от меня.
Я взглянул на нее. Простыня идеально облегала ее изгибы. В груди опять защемило. Сердце, черт возьми, кричало, чтобы я передумал. Лучше вернуться в постель и обнять ее, чем выйти за дверь и сломать ее. Но, к несчастью для моего сердца, моя решимость сохранить ее в безопасности оказалась сильнее.
Я обошел кровать и встал перед ней, запечатлевая в памяти каждую черточку ее лица. Я хотел быть уверенным, что никогда не забуду ее. Никогда не забуду, как она выглядела, как пахла, какой у нее был вкус. Но чем дольше я стоял там, тем тяжелее становилось мое решение, и я знал, что, в конце концов, оно потянет меня ко дну. Утопит меня.
Боже, почему так больно? Почему после всего, что я пережил, после всех мучений я нашел ее только для того, чтобы потом отказаться от нее?
Это проклятие всей моей гребаной жизни.
В ее приоткрытой прикроватной тумбочки я заметил карандаш. Я достал карандаш и лист бумаги. Казалось, они весили в моей руке целую тонну, пока стоял и думал, какие слова моя душа хотела бы написать на этом листе бумаги.
Дорогая Сиенна,
Я должен был знать, что все так закончится. То, что я причиню тебе боль, было неизбежно, и я никогда не прощу себе, что не смог предотвратить этого.