— Тогда зачем она звала тебя? Она считает тебя важнее меня? Ты что, трахал ее, пока вы были вместе?! Ты был с ней? — я накидываюсь на него, а Гарри, которого обескуражили слова, застывает, сделав из себя хорошую мишень, когда мой кулак встречается с его челюстью. Он отходит от меня, вытирая потекшую кровь из носа, а за тем одичавшее смотрит на меня, когда я готов был к новому удару, но алкоголь, что туманит рассудок, пошатнул меня, и я замахиваюсь в воздухе. В толпе послышались крики, а от нас отошли.
Вместо того, чтобы получить мой удар, Стайлс оказывает рядом с секундным мгновением, укладывая меня на лопатки, прижав к полу. Прошипев от зудящей боли головы, которая встретилась с полом, а так же всей спиной, я уже не могу противостоять, только ненавистно смотря на Гарри.
— Ты реально болван, Веркоохен, — рычит Гарри, которого я пытаюсь оттолкнуть, но вместо этого он прижимает меня к полу еще плотнее. — Я твой друг, и я бы никогда не прикоснулся к той, которую ты любишь. А ты ее любишь, брат, я знаю это и вижу. Ведь тот Веркоохен бы, никогда не пошел напиваться из-за девчонки. Он бы никогда не отшил другую. Он бы никогда не был трусом, коим сейчас ты и есть, — проговаривает он, а от его слов, мой гнев становится ярче и грознее, но он крепко держит меня, пока расслабленное тело алкоголем подчиняется ему.
Недалеко показалась охрана, но видя, как мы разговариваем, обескуражено остановилась, не зная, что делать дальше.
— Никогда. Не смей. Называть. Меня. Трусом. Стайлс, — внятно, громко и четко выговариваю я каждое слово, когда Гарри усмехается моей реакции.
— Уже лучше, Веркоохен.
— Уберись с меня, Стайлс, — шиплю я, дернувшись телом вперед, но не больше, чем надо было для того, чтобы встать.
— Как бы ты того не хотел, Нильс, я буду промывать тебе мозги, долго, да так, что ты быстрее встанешь раком, чем посмеешь заткнуть меня. Роуз ждет тебя, так что приводи себя в порядок, стань мужиком, а затем вернись в госпиталь на диван, ожидая ее разрешения.
Я тяжело выдыхаю. Как же он меня задрал!
— Ну, так что? — приподнимает он бровь, вставая с меня, а за тем поддает руку. Охрана расслабленно отходит от нас.
— Как только протрезвею, Стайлс, я так тебе врежу, что очнешься в том же госпитале, — раздраженно выговариваю я, но хватаюсь за его руку, встряхиваясь.
— Полегчало? — смеется он, вытирая кровь, которая не прекращает тоненькой струйкой течь с его носа по губе и подбородку.
— Можно было и без психотерапии, а просто треснуть, — я говорю зло, но на самом деле мне легче, даже дышать стало легче. На самом деле. Я беру свою куртку с пола, натягивая на себя.
— Можно же ударить разок утром? — насмехаясь, спрашивает Гарри.
— Я тебе руку выверну, придурок, — оскалился я, а он кладет руку мне на плече. Подтолкнув к выходу.
— Тебе надо в душ, Веркоохен. Несет от тебя, как от мусоропровода, — комментирует он, идя за мной, пока я безнадежно качаю головой. Но по губам протекает улыбка.
Может, он прав? Просто нужно время, подождать, совсем немного, а за тем я увижу ее? Свою любовь и головную боль? Как же я скучаю, как сердце мое скучает…
Я же лихорадочно и до горячки влюблен, по уши. Просто хотя бы глазком посмотреть, хотя бы немного, чуть-чуть, и прикоснуться разок, к губам. Таким пылающим, горячим, моим…
— Чего застыл? — ворчит Стайлс. — Идем пешком, тебе на пользу, придурок.
Я тихо усмехаюсь и, заплетаясь в ногах, иду за Гарри, в тишине, не переставая думать о той единственной, о той неповторимой и любимой мною девушки.
========== Часть 68 ==========
Нещадное утро наступает быстрее, чем я закрыла свои глаза, отдавшись сну со снотворным, которое убаюкивающее распространилось по телу. Но я вновь чувствую огонь, боль, жжение. С новым утром пришел страх c примесью боли. Не хочу чувствовать свое тело, когда оно пылает, я больше не могу мучиться, это нещадно.
Открыв глаза, когда в плече делали укол, который был знаком по ощущениям, я знала, что это мне поможет, но заскрежила зубами. Кол чувствительный. .
Надо мной был Пирс, озабоченно с жалостью смотря на меня, совсем слабо улыбаясь.
– Еще минуту, – уверяет он меня, а я, отдаваясь ощущением, пытаюсь встать. Не могу так лежать, чувствовать и терпеть, кожа касается постели и это отдается нестерпимым огнем. Когда это исчезнет? Когда мне станет легче? – Тебе лучше лежать, – предостерегает меня доктор, а я не обращаю на это внимания, приложив усилие, чтобы встать, слабо удерживая себя на дрожащих руках.
– Сколько мне еще тут быть? Сколько оно еще будет так нещадно болеть? Пирс, мне очень больно, – почти всхлипываю я, когда лекарство еще не подействовало, еще не забрало то пламя, которое меня охватывает через определенное время препарата, что медленно побежал по венам.
– Я могу поменять обезболивающее на другое. Но чтобы не нанести вред твоей беременности, он обладает особыми препаратами, то есть болезненной процедурой в несколько кубиков, но тогда тебе станет немного легче. Не обещаю, что заберет все ощущения, но ты сможешь свободно лежать.
– Ему точно это не повредит? – обеспокоенно спрашиваю я, опустив глаза в низ, на свой живот.
– Нет. Но тебе нужно много отдыхать, не нервничать и отменно питаться, иначе, ты угрожаешь ребенку выкидышем. Мы же не хотим этого, а, будущая мамочка? – бодро улыбается мне док.
Я нервно сглатываю, боясь представить, что такое возможно. Вправду испугавшись, я выдыхаю, посмотрев на доктора.
– Значит, я могу позавтракать? – через силу, я натягиваю ему любезную улыбку, и он кивает, тут же кинув взгляд на поднос, который уже стоял на тумбе. Но рядом я примечаю три книги, которые связаны голубой лентой. Это отвлекает все мое желание завтракать свежими и пахнущими булочками.
– Точнее сказать, пообедать, – он поддает мне поднос, и я уже прикрываю глаза. Боль притупляется, а я не могу отвести взгляд от книг.
Голубая лента… Книги… Это же он.
– Это мне? – показываю я на стопку, и Пирс кивает. – Можно… посмотреть? – облизывая губы от предвкушения, мое сердце с болезненным ритмом отбивается в груди, когда все три книги символизирует голубая лента. Наш голубой цвет. Наш!
– Гарри передал мне и сказал оставить тут, – проговаривает доктор, а я, когда получаю книги в руки, невольно расстраиваюсь.
– Хорошо. Спасибо, – тише проговариваю я, а Пирс любопытно смотрит на меня, когда я медленно развязываю бант на книгах, который крепко сдерживает их в стопке.
– Роуз, миссис Вуд придет к тебе через час. Надеюсь, ты еще не передумала? – с неудобством спрашивает доктор, а я обреченно подвожу глаза.
– Нет, но если мне что-то не понравится…
– Я ее уже предупредил, она понимающая и очень хороший эксперт, – перебивает меня Пирс, а мне все же не по душе выговариваться психологу. С моими мыслями, можно меня считать уже психически больной, ведь, я люблю человека, которого сейчас боюсь увидеть, услышать или уметь какой-либо другой контакт. – Ладно, отдыхай, я позже зайду.
Пирс тихо шагает к дверям, и выходит, прикрыв их. Я перевожу взгляд на руки, в которых все те же книги. Любопытно развязывая бант, который спадает с книг, я нахожу под ним маленькую открытку.
На открытке изображение голубой розы. Это не Гарри, это Нильс. Это его почерк, это его подарок, это его слова. Открывая, я вижу аккуратный почерк, легкий наклон влево и ровные буквы. От почерка веяло настоящей силой и уверенностью, что отдавалось мне тугим узлом в животе.
«От былого до сегодня, от сегодня к тебе, от тебя к любви…»