Я прикусываю щеку, чтобы не разрыдаться, но откладывая записку, я нахожу три книги: Хемингуэй, Джейн Остин, Харди. Судорожно выдыхаю, улыбнувшись. Первая книга «Старик и море»… Я уверенна, что это Нильс, и только он знает мои любимые книги, любимые слова и меня саму, от чего я невольно таю, печально улыбаясь такому подарку.
Запах топографии ударил в нос, когда я открываю новенькую книгу, и я удивленно изучаю первый белый лист, перед форзацем, что вложен в книгу. Дрожащими руками, я беру его, когда от волнения, меня начинает подташнивать, но сладко лелеять мое сердце.
«Милая моя, любимая, прекрасная моя Рози… Любовь, что в моем сердце, заставляет меня страдать поодаль от тебя, она убивает меня с каждым часом, разрывая мое сердце от тоски, от желания прикоснуться к твоим рукам своими губами… Последнее время, это стало моей мечтой – коснуться тебя своими губами, и не важно где… Я жду тебя, жду, как света во тьме, жду как солнце в ночи, как после боли – надежду, и буду ждать… Я люблю тебя, моя маленькая принцесса, моя любимая и юная мисс Прайс, больше, чем этот мир. Я дышу тобой чаще, чем воздухом… Не оставляй меня одного, я не справляюсь без тебя…
Н.В.»
Я пораженно затаила свое дыхание. Не уследила того, как с глаз пошли слезы. Рука невольно легла на рот, и мое дыхание учащается от волнения. Мой Нильс, моя самый лучший, любимый, мой прекрасный мужчина… Тоже скучаю, тоже люблю, только потерпи, немного, совсем чуть-чуть, дай мне справиться с этим, дай прийти в себя и я коснусь твоих горячих губ и теплыми рукам. Только подожди, мне нужно время.
Слезы разом вырвались из меня, а я со всхлипом, который разнесся по палате, прикрываю рот рукой. Нещадно, эта любовь подавляет меня, решительно и страх помогает ей в этом, но я держусь, держусь, ведь я нужна ему, а он нужен мне. Во мне есть надежда и свет, во мне есть плод любви и греха, который возобновляет меня и заставляет терпеть эту муку, эту каторгу внутри…
Но как мое сердце может все еще так полыхать, когда он подставил меня, когда я испытывала боль из-за его ошибки, когда он даже не смог мне помочь… Невыносимо. Мне невыносимо больно, везде, и будет больно, пока я не найду утешение.
Я боюсь того, что моим утешением станешь не ты, Нильс. Я боюсь, что не смогу обладать собой. Я боюсь, что не смогу быть рядом с тобой…
***
За дверьми стучат, и я тяжело выдыхаю.
Умеренно успокоившись, я осознанно контролирую себя, свои эмоции и свои жесты. «Я ничем не больна, я не чувствую боли, я сильна. Никому не удастся узнать о моей боли, никому не удастся понять меня. Никто не узнает о крике в душке, о боли там же, о ужасе, который я переживаю каждую минуту, вспоминая и вспоминая то, о чем нужно забыть» – повторяю я вновь и вновь в своей голове, пытаясь выстроить барьер меж внешним и внутренним моим миров.
Хочется убежать. Хочется быть одной. Хочется быть сильной.
Приподнимая подбородок выше, я прикрываю глаза, приказывая быть сильной.
– Войдите, – незамедлительно отвечаю я. Двери открываются, и в палату заходит женщина, с порога ярко и жизнерадостно улыбаясь, от чего непонятный ток прошелся по моим венам. Я остаюсь не подвижной, сидя на кровати со свисшими ногами к полу.
– Здравствуй, Розали. Я миссис Вуд, но лучше было бы, если бы ты меня называла Эмбер, – говорит женщина, подойдя ко мне поближе.
– Хорошо, – без лишних улыбок говорю я. Эмбер встает напротив меня, протянув руку. Я непонимающе поднимаю глаза, врезаясь в ее, в такие зеленые и яркие.
На вид, она очень молодая, может, младше тридцати лет. Темноволосая, без макияжа и обычное черное платье с темным пальто в руке, с коричневой сумкой, ничем не отличаясь от обычной женщины. Я не тяну к ней руку, не доверяя своим ощущением, она мне не знакома, и я не буду прикасаться к ней. Ее присутствие и без того накалило воздух до предела.
– Ты не хочешь со мной здороваться, Розали? – удивляется она.
– Я знаю, кто вы, миссис Вуд и чем раньше мы начнем, тем быстрее вы оставите меня в покое, – невольно, мой язык срывается на грубость, а женщина, даже не удивляясь, продолжает улыбаться, но не так ярко, как было до этого, словно, это вызвало интерес.
Интерес? Как же ни так, когда она знает благодаря Пирсу всю историю моей на всегда запомнившийся ночки в доме Хоффманов.
– И только из-за моей профессии ты не хочешь со мной разговаривать, скрыв все под своей грубостью? Давай ты будешь со мной честна, Роуз? – она присаживается на стул, заинтересованно смотря на меня, я в упор не свожу свих глаз с ее.
– Я вообще не понимаю, для чего вы тут, – сдерживаю фырканье, но недовольство проскальзывает и накаляет обстановку.
– Может, для того, чтобы помочь тебе решить твои проблемы? – спрашивает она, намекая на ответ, но я громко выдыхаю.
– А если у меня нет проблем? – прищуриваюсь я. – Я иду на поправку, я общаюсь со своими родственниками, я ем, пью, еще жива, не суицидница, не кидаюсь, не в истерике. Я нормальный человек.
– Нормальному человеку было бы страшно, после того, что с тобой произошло, Розали. И я знаю, что в палату ты впустила только свою бабушку, миссис Прайс и парня, Гарри Стайлса, а вот твой парень все еще в холле. Я не заставляю тебя плакаться, не заставлю ничего делать, против твоей воли… Я только могу поговорить с тобой и найти контакт. Ты можешь задавать вопросы, и то, что тебя волнует, а я помогу, подскажу… – она говорит ласково и тихо, заставляя своей нежной улыбкой завладеть моими чувствами.
– Значит, если я буду ненормальной, вы не засунете меня в психиатрическую лечебницу? – задаю я вопрос, и только потом до меня доходит, как глупо я себя веду.
Но мне действительно странно. Мне плохо. Я расстроена, потеряна, но должна быть сильной. Только эту мнимую силу рушит боль, и я опускаю голову, сжимая руки в замок.
– Я никак не связана с лечебницей для душевно больных, Розали. Тебе нужно высказаться и только, а я попробую направить тебя в нужную сторону…
Я вновь поднимаю свои глаза на нее, и они незамедлительно слезятся, а в горле появился ком. Эмбер сожалеющее улыбается, рассматривая меня. Я стала слишком впечатлительна.
– Знаешь, очень часто бывает тот момент, когда человек отталкивает от себя все и вся, поддаваясь эмоциям и душевным терзаниям, а это съедает его сущность. Это тяжело, это больно и страшно… Ему не с кем поделиться, и он боится любого контакта, не смотря на родственную связь и знакомых людей. Если ты хочешь разобраться в себе прежде, чем тебя поглотит боль или страх, то сейчас самое время начать бороться с самой собой. Тебе станет легче, вот увидишь, – она слегка придвигается ко мне, положив на замок из моих рук поверх свою ладонь, а я задыхаюсь от касания, резво убрав руки.
Необъяснимо, но ее руки приносят мне неприятный осадок, и не только в душе, но и на коже. Хоффманы удерживали меня силой, все делают что-то против моей воли, теперь это повлекло последствия…
Эмбер удивленно смотрит на меня, не понимая, в чем дело.
– Пока… пока не надо касаться меня, Эмбер, – проговариваю я, а миссис Вуд понимающе кивает.
Эти жуткие касания дают о себе знать, обливая меня кипятком. Нет, я не боюсь, ведь Гарри мог меня трогать, но не саму кожу, а бабушку я подпустила, ведь знала, что она мне ничего плохого не причинит.
Вдруг, я действительно стану неуправляемым животным? Чудовищем?
Я не хочу так жить. Почему вся дрянь случается именно со мной? Чем я так провинилась?!
Только вот… Я не знаю, смогу ли вытерпеть касания на своей коже, на спине, на животе, на губах и руках от Нильса. Я не знаю, как реагировать, даже не понимаю того, как именно реагирую я и реагировать ли вообще на что-либо. Все вперемешку, в густую кашу, какое-то болото, что заглатывает меня…
Мне нужно с ней говорить.
– Ты меня плохо знаешь, поэтому не подпускаешь. Твоя боязнь все объяснят и это скоро пройдет…
– Это было и раньше…– перебиваю я ее, и она внимательно смотрит, как я нервно тормошу край больничной рубашки. – Это раньше проявлялось, но менее в интенсивной форме. Нильс, он стал мне очень дорог, и я ему доверила себя, а он помог справиться с этой… я не знаю… я даже не знаю, что со мной происходит! – нервно всхлипываю я, смотря, как дрожат руки.