Уколы обезболивающего перешли на обычные таблетки болеутоляющего, только тюбиков с лечебной мазью стало четыре, а повязка на раны менялась в два раза чаще.
— Раны заживают, как на кошке, Розали. Ты определенно выздоравливаешь, — заключил Пирс вчерашним утром.
Параллельно с моими ранами, которые начали интенсивно затягиваться, оставляя кровавые очертание на спине, я смогла нормально спать ночью, без крика боли просыпаться утром. Ходить по парку с Гарри или Пирсом, и привычно каждое утро процедура принятия душа, где я внимательно изучала свое тело и ее теперешние изъяны, стали быть моими недостатками, к которым я медленно, но верно привыкаю.
— Да ладно тебе. Крылатых ангелочков все любят. Представь, что у тебя два крыла, больших, белых, пушистых. Ангелок, это же по твоей части. Я, когда был маленький, всегда хотел иметь крылья и полететь высоко-высоко, может к солнцу или к луне… это было моей мечтой, — произнес три дня назад Гарри, когда нежно выводил узоры ран мазью, замазывая их и даря мне легкость.
«Представить, что у тебя два крыла» — но они не были у меня белыми, как у ангела. Скорее как у падшего, что попал в ад, ангелочка, замарав свои крылья в боли, и смеси страха.
Приняв теплый душ, вымывая с себя запах госпиталя и освежаясь яблочным гелем, я гляжу в зеркало, как только укутываюсь в полотенце, и вижу явные изменения. Я набрала не меньше пяти килограмм, у меня опухли щеки, белая кожа стала персиковой и нежной, а не терпкой и холодной на ощупь. Мои глаза посветлели, а губы порозовели. Я была похожа на себя прежнюю… когда еще не имела изуродованного тела.
— Эй, розовые щечки, я вообще-то тебе приятное хотел сделать, а потом пойти гулять, а ты только что, назвала меня извращенцем! — обижено выпятил губу Гарри, пару дней назад, когда принес мне вещи в сумке, несомненно, додумавшись купить мне кружевное белье.
Но Гарри так и остался посыльным голубем Нильса и меня, когда наши письма и его небольшие подарки каждый день радовали меня, так же как и всегда присущий подаркам голубой цвет, и не важно, что-то будет: обертка конфет или глазурь на пончиках.
Гарри злился, но никогда не отказывался от наших писем и всегда передавал их, взамен принося другие. Нильс умел писать, очень душевно и красиво, а когда я открывала новую открытку с дрожью в руках, то читала я долго и по несколько раз, мечтательно улыбаясь и представляя его рядом, совсем близко.
Вчера меня тронули его слова:
«Каждую ночь, закрывая глаза, я хочу прикоснуться к твоей нежной коже, поцеловать тебя в шею, услышав твой томный выдох и желание. Надеюсь, я услышу очень скоро это желание из твоих уст, Роузи. Я люблю тебя, детка, как своего белокрылого демона…
Н.В.»
Вспоминая о открытке, я не могу не удержаться от трепета, ведь в день выписки я увижусь с ним. Я должна его увидеть, я этого желаю. Сегодня тот самый день.
Старательно я трачу несколько часов на то, чтобы быть крайне здоровой, привычно улыбчивой и прекрасной девушкой. Кожа мягкая от крема, волосы высушены ровными локонами с длинной до лопаток, оставив лицо без определенного макияжа. Гарри и без того потратился мне на новую одежду, и было бы очень некрасиво просить купить мне комплект косметички.
И тем более я себя чувствовала хорошо, она не нужна была мне. Моя кожа была с легкой ноты бледновата, но был румянец на скулах, карамельный цвет глаз был обрамлен темными ресницами, а губы красноваты, после того, как я кусала их вчера ночью, борясь со сном, которого не было, ни в одном глазу.
Сложив лекарства, прописанные Пирсом, указания, номер телефона, я натягиваю черные джинсы, белый шелковистый свитер с крупным узором, сапоги на плоском ходу, невысокие, но почти достающие до колена, а так же, серое пальто, белый шарф и шапку.
Гарри предугадал все, и еще несколько дней назад просил мои размеры, а позже приволок сумку с вещами, подумав, что лучше будет, если я надену новые вещи.
Как только я готова была взять сумку с вещами, в палату зашел сам Гарри, улыбнувшись, когда заметил меня собранную и готовую к новому испытанию своей жизни.
— Тебе удобно? — первое, что спросил, было, Гарри, пройдя внутрь палаты, уже пустой и собранной.
— Не привычно, но очень удобно, — одобрительно отвечаю я молодому человеку, который берет сумку с кровати.
В дверях появляется Пирс.
— Убежишь не попрощавшись? — усмехнулся он мне, но я покачала головой, в знак отрицания, подойдя к своему лечащему доктору.
— Спасибо вам за все, Пирс, — благодарю я, протягивая ему руку, но он игнорирует ее, вместо этого аккуратно обнимая меня.
— Может, это будет весьма неприлично с моей стороны, но я, ни хочу видеть тебя больше в госпитале, Розали, — отвечает Пирс, выпустив меня из объятий.
— Лучшее пожелание, Док, — соглашаюсь я с ним и обращаю внимание на Гарри, который ожидающе держит сумку в руке.
— Нам пора.
— Я вас провожу к выходу.
Пирс говорил со мной, наставляя о правильном питании, своем выписанном рецепте и приеме лекарств, пока мы не оказываемся на улице, где начал хлопьями выпадать снег, засыпая прежний снег новым ковром. Мороз ударил по лицу, но было приятно. Я состою на выписке.
— Прощай, Розали, — он поддает мне руку, и я ее пожимаю.
— Прощайте, доктор Пирс, — с некой грустью, но улыбкой на губах, произношу я, а за тем попадаю в охапку Гарри, который немо кивнув в знак прощания, повел меня по парку, к выходу из территории госпиталя.
***
—Гарри, мы едем уже около двадцати минут. Куда? — спрашиваю я парня, который крепко сжимает руль. — Решил похитить беременную женщину своего лучшего друга? — нахмурилась я, не сдержав иронии, но когда он повернулся на мой весьма едкий комментарий, я практически сжалась и умолкла.
— В аэропорт, — тихо говорит он, а я ошарашено открываю рот, действительно находясь в шоке от такого заявления.
— Нет, — вспыхнула я. — Останови машину, Гарри.
— Ты должна вернуться в Манчестер, а я подготовлю Нильса. Это будет лучшее решение…
— Останови, черт возьми, машину! — закричала я, а Гарри напряженно свернул на обочину. — Ты просто невыносим! Хватит принимать все решения за меня! Мне скоро двадцать, у меня есть голова на плечах, и я могу принимать решения независимо от…
— Голова на плечах? О, черт, Розали, серьезно? — он остановил машину довольно резко, но ремень безопасности удерживает меня на месте, откинув меня назад на сидение. Только я берусь за ручку, чтобы открыть дверцы, как Гарри блокирует, чем заводит меня еще больше. У меня появляется ужасное желание убить его, и я сжимаю руки в кулаки, не позволяя вырваться своей агрессии. — Ты сейчас просто не в состоянии справиться с собой, а Нильс должен быть морально готов. Ты изведешь его…
— Это все моя бабушка?
— А…? — опешил он, но, ни как не отрицал.
— Она исчезла после того, как узнала, что я беременна. Я не вернусь в Манчестер, не сейчас. Бабушка Мерфин, я уверенна, поставила перед собой лишь одну цель — отгородить меня от Нильса, и запереть меня в комнате, — раздраженно говорю я, не отпуская с рук ручку двери.
— Мерфин тебя оберегает.
— Она бросила меня! — выкрикнула я, не выдержав накала. Бабушка просто ушла, и, как я поняла сейчас в Манчестере. Как она могла так легко оставить меня тут одну? Я что, теперь не достойна ее заботы, когда переспала с моим любимым мужчиной, который отдал часть себя в меня?
— Ангелок, она твоя бабушка.
— Я не хочу к ней! Она просто сбежала, пока Нильс писал мне и отсылал подарки! Он не забыл!
— Думаешь, твою неженку Нильса не испугает факт о ребенке? Думаешь, он не сбежит от этой… ответственности, — Гарри легко тыкает мне в живот, а я сбрасываю его руку, легко шлепнув по ней. Зло, пожирая его глазами, я чувствую несносную горечь и злость, но, ни как не обиду, ни как не страх.
— Не смей.
— Не сметь говорить правду?
— Отвези меня к нему!
— Чтобы потом ты ревела и решила совершить глупость? Он не готов!