- Доминус Гавиус, - сказал он негромко, его глаза светились сочувствием.
Маркус вздрогнул, повернул голову и настороженно посмотрел на юношу.
- Доминус Целсус…
- Я так рад, что вы пришли! - пылко сказал юноша. - Я надеюсь, искреннее расположение, которое вы питали к моему отцу, перейдет и на меня. Я имею еще мало влияния в Сенате, но я хочу, чтобы вы знали, что у вас есть друг… Пусть и такой, как я, - он улыбнулся и развел руками.
Маркус поднялся, улыбнулся через силу и положил руку на плечо юноши, который был выше и старше него, и все же выглядел не так уверенно и спокойно.
- Я счастлив быть вашим другом, - сказал Маркус серьезно. - Одними из последних слов вашего отца были просьбы позаботиться о вас, и клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы выполнить его волю.
- Благодарю, - кивнул юный Целсус. - Позвольте в знак нашей дружбы прислать вам подарок. Это бюст отца, выполненный очень правдоподобно.
Маркус опустил руку и нервно сглотнул.
- Да, спасибо, да! - сказал он, потом судорожно втянул воздух и, выдохнув, взял себя в руки. - Это прекрасный дар, сенатор Целсус, я не останусь в долгу.
- О, как бы мне не остаться в нем, - улыбнулся ему юный сенатор, вежливо наклонил голову и отошел.
- Достойный сын, достойного отца, - произнес вполголоса Маркус, провожая его печальным взглядом.
- Вы раньше не общались? - не удержавшись, тихо спросила Тора. - Все же вы были учеником его отца?
- Нет, - отозвался Маркус. - Когда я жил у его отца - он жил у своего учителя.
Он повернулся к Торе и увидел, что ее щеки залиты краснотой.
- Вам нездоровится? - с удивлением спросил он. - Вы выглядите немного растерянной.
- Знаете, - вдруг прошипела Тора, - такой наблюдательный человек мог бы быть чуть более сообразительным и чуть менее болтливым! Все со мной в порядке!
Маркус ахнул от изумления, его глаза налились обидой.
- Знаете, я ничем не заслужил подобного обращения! - сказал он запальчиво.
- Еще как заслужили, раз ведете себя как доносчик, - сказала Тора, понизив голос. - Это у вас, видимо, профессиональный перекос - болтать что ни попадя всем подряд!
- Кому я что сказал? - воскликнул сенатор, привлекая внимание. Во всем зале он был единственным, кто разговаривал со своей валькирией.
- Вот вы даже не поняли! - отрезала Тора. - А вы подумайте, может и поймете, что даже если ваша профессиональная деятельность - это разговоры, то не стоит заниматься этим, сдавая то, что делали другие!
Спохватившись, она понизила голос, но соседи Маркуса все равно косились на них с любопытством.
- Да в чем я вас сдал? - наконец начал понимать сенатор. - Я сказал, что вы отличный боец, что я в этом не сомневаюсь!
- Вы сдали меня д… полковнику Огору! - едва не прорычала Тора. - Сказали ему, что мы с вами фехтовали. И теперь меня ждет такая головомойка, какая вам и не снилась никогда!
Маркус закатил глаза.
- Могли бы посвятить меня в тонкости вашего устава, - сказал он обиженно. - Я не знал, что вам этого нельзя делать. Нечего перекладывать на меня ответственность! - с этими словами он повернулся к ней спиной и сел на свое место, давая понять, что разговор окончен.
- Позер, - обиженно проворчала Тора ему в спину, и разговор действительно завершился.
Тем временем жрецы произвели необходимые ритуалы, и заседание объявили открытым. Вскоре стало понятно, что Тора была права насчет бессмысленного времяпрепровождения. Сейчас, во время войны, все решали военные, никакой нужды собирать Сенат не было, но все равно его члены встречались и проводили часы в бессмысленных спорах, чтобы их значимость не упала в глазах народа. Маркус сидел не шевелясь, пока вокруг разворачивались военные баталии и с трудом сдерживал зевки. Лишь один спор привлек его внимание хоть какой-то значимостью, когда заспорили о дороговизне порталов и возможном сокращении их количества. Впрочем, всем присутствующим было понятно, что никто не позволит убрать ни одного портала - все они были нужны для обеспечения постоянной коммуникации с войсками в Лигии.
И все же Маркус был рад, что выбрался в люди. Он понял вдруг, что скучал по заседаниям, хотя и сам не понимал этого. В первые часы и дни после гибели учителя, когда он онемел от ужаса и горя, солнечный свет будто померк перед его глазами. В этой темноте и немоте он провел долгие недели, казавшиеся годами, но все же жизнь продолжалась, и в ней была своя прелесть, которую он, сирена, не мог не видеть и не замечать. Было приятно сидеть здесь чистым и гладко выбритым в роскошной белой тоге с пурпурным подбоем и ощущать свою полезность - хотя бы для юного Целсуса (о, Юпитер, как он был похож на Лара!) и генерала Минденуса… Тут мысли Маркуса приняли новый оборот. Что же имел в виду генерал, когда обратился к нему на лестнице? Конечно, Острог не мог внедрить только одного шпиона, да и у этой женщины, бывшей женой Каэлиуса, определенно была своя сеть, которую она не сдала и которую надо было выявить и уничтожить. Но как мог помочь Маркус?