Практически все политические режимы в Китае, начиная с Пекина династии Мин, разделяли это космологическое представление о власти. Когда в 1644 году не имевшая китайских корней династия Цин свергла династию Мин, ее новый правитель первым делом вошел в Запретный город – он хотел занять принадлежащий ему по праву императорский дворец в центре вселенной. В XVIII веке императоры династии Цин возвели на северо-западе своей столицы летний увеселительный дворец, подобие Версаля, продемонстрировав неудержимый аппетит по отношению ко всем культурным и техническим новинкам (конфуцианского, буддистского и европейского происхождения), которые могли усилить их значимость.
Даже Мао Цзэдун – новый великий разрушитель Китая – сразу начал отождествлять себя с материальным символизмом Запретного города. Его предшественник Чан Кайши перенес столицу на юго-восток страны, но вскоре после изгнания его националистического правительства с Большой земли в конце 1949 года Мао решил вернуть столицу обратно в Пекин. Об основании новой народной республики Мао объявил 1 октября 1949 года на площадпи Тяньаньмэнь, у Врат Небесного Спокойствия на юге Запретного города. В эпоху династий Мин и Цин они соединяли внутреннее императорское святилище с внешним миром, и именно там зачитывались распоряжения императора и начинались военные кампании.
Однако Мао старался привести Пекин в соответствие со своим революционным идеалом – сохраняя полезные для него частицы архитектурного прошлого и уничтожая негодные. Присущий Запретному городу принцип политического затворничества сразу же привлек Мао – вместе со своим Политбюро он поселился за красными стенами Чжуннаньхая, императорского парка, который в течение тридцати лет республиканского периода был открыт для публики. Якобы он сказал: «Там жили императоры, а чем хуже я?» [8] Однако кое-что пришлось изменить. Старый город был снесен в кратчайшие сроки, поскольку препятствовал дорожному движению. Находясь под влиянием советских планировщиков, Мао собирался превратить центр Пекина в промышленный локомотив. «С этого момента, – поклялся он, выглядывая из Запретного города в 1949 году, – здесь до самого горизонта будет простираться лес дымовых труб» [9] .
Центральной частью радикальных перемен Мао явилось преобразование Чжуннаньхая в грандиозный театр коммунистического государства. Тяньаньмэнь, которую Мао разглядывал со смотровой площадки 1 октября 1949 года, совсем не была похожа на сегодяшнюю пустошь. Это был густо засаженный Т-образный парк, усеянный декоративными воротами, стеллами, храмами, мостиками и зданиями ведомств, у которых не было даже официальных названий. Мао хотел, чтобы площадь была «достаточно большой для миллиарда человек», чтобы она стала общественной территорией, на которой пролетариат мог бы реализовывать свою «демократическую диктатуру» [10] . За десять лет Тяньаньмэнь раскинулась на 440 000 квадратных метров и стала самой большой площадью в мире. Ничем не примечательные деревянные подъезды по периметру старого парка сменились непрерывным кольцом правительственных зданий в сталинском стиле (Дом народных собраний, новый Национальный музей Китая). В центре площади виднеется тридцатисемиметровый Памятник народным героям, гигантский обелиск, целенаправленно разрывающий старую имперскую ось «благородным духом и непревзойденными усилиями народных героев» [11] . Дорожную сеть площади пришлось разрушить, чтобы она могла отвечать новым государственным нуждам: с 1949-го по 1959 год ширина дорог перед Вратами Небесного Спокойствия была увеличена в пять раз, чтобы уместить танки, которые были обязательным атрибутом крупных военных парадов, и огромные толпы (десятки тысяч) участников прочих национальных праздников. Реконструкция Тяньаньмэнь была завершена в период, возможно, страшнейшего спровоцированного государством голода в истории и стала одной из самых дорогих «десяти величайших построек» Пекина 1950-х годов. Тем самым она ярко заявила о расставленных правительством приоритетах самолюбования над общественным благом и предопределила современную страсть Китая к крупномасштабным проектам.
К концу 1950-х новая площадь стала практически площадью Мао: его девятиметровый портрет, подвешенный на смотровой площадке, с которой он лицезрел восторженные толпы, смотрел сверху вниз на его же слова (к тому же начертанные его рукой) на Памятнике народным героям [12] . Остаток площади, ее южную часть, Мао захватил через год после своей смерти, когда его желтое забальзамированное тело – спящая красавица в ожидании исторического поцелуя, который вернет его самого и его идеи к жизни, – было погребено в огромном мавзолее, чтобы, как объяснили партийные планировщики, «подчеркнуть политическое значение площади Тяньаньмэнь» [13] .