Она оторвала кусок рукава от своей кофточки и, действуя лоскутом, как ватным тампоном, стала осторожно протирать содержимым фляжки лицо своего пациента.
Скоро тот глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Дай ему выпить этого, сестренка, — предложил Вася, с интересом наблюдавший за ловкими движениями Кюльжан. — Помнишь, как водка помогла Мэри Шарп?
Валерик приподнял голову пострадавшего, и девочка поднесла к его губам фляжку. Глаза негра прояснились и, сделав небольшой глоток, он уже сознательно оглядел хлопотавших около него детей.
— Вы сможете встать с нашей помощью? — спросила Кюльжан. — Скажите, где вы живете? Мы проводим вас.
— Уходите от меня, добрая барышня, — ответил, еле шевеля губами, негр. — Вы погубите и себя и меня. Разве вы не видите, что я черный? Меня могут линчевать за один разговор с вами, а вас выгнать из школы, если вы учитесь.
— Мы в школу не ходим, — отозвалась Кюльжан. — Так что вставайте, если можете. Мальчики нас поддержат.
Негр, сделав видимое усилие, встал, жестом отстранил мальчиков, взял свой пиджак и, шатаясь, пошел вдоль улицы. Дети смотрели ему вслед. Негр обернулся и сделал еле заметный знак следовать за ним. Они пошли в некотором отдалении.
Негр свернул в ближний переулок. Там стояла простая грузовая машина. Едва он поравнялся с ней, дверца открылась, и чьято рука помогла негру влезть в кабину шофера. Дети подошли поближе и к своему удивлению увидели в кабине рядом с негром уже знакомого им человека в сером комбинезоне.
Взяв из рук Кюльжан фляжку, он пытливо взглянул на ребят и вдруг улыбнулся так дружески, что они сразу почувствовали к нему искреннее расположение.
— Как будто у вас в этом городе тоже нет пристанища, — сказал шофер. — Если это так, залезайте быстрее в кузов. Сейчас поедем.
Как они могли отказаться от такого заманчивого приглашения? Все равно определенного плана действий у них не было. Город принял их не очень гостеприимно. Перспектива попасть в тюрьму за бродяжничество их не устраивала. Поэтому Вася торопливо помог Кюльжан перелезть через высокий борт грузовика, подтолкнул Валерика и забрался сам. Машина тронулась, и они поехали, сами не зная куда.
Чем дальше они удалялись от центра города, тем улицы становились беднее и невзрачнее. Шофер замедлил ход, и дети имели полную возможность рассмотреть жалкие полуразвалившиеся лачуги и домики, сделанные из фанерных ящиков.
Машина прибавила ход. Теперь мимо неслись кружевные переплетения мостов, железобетонные громады заводов. Далеко за чертой города начались загородные виллы богачей. Ласкала глаза зелень парков, голубизна озер с белокрылыми яхтами, золотистыми пляжами и красивыми купальными будками.
Машина шла на четвертой скорости. Мелькали свекловичные плантации, хлопковые поля и просто пустыри.
Ветер приятно свистел в ушах, уменьшая палящий жар солнца. Но вот шофер внезапно остановил машину у небольшого трактира. Окруженная небольшой группой слушателей, аккомпанируя себе на какомто инструменте, вроде гитары, пела молодая мулатка. Пестрые лохмотья ее одежды красиво оттеняли цвет пышных черных волос и огромные глаза с синеватыми белками.
— Здравствуй, Люси! — сказал шофер, подходя к певице. — Давно я не слышал твоих песен. У тебя уже, наверное, есть новые, которых я не знаю? А?
— Что же тебе спеть, Джоржи? — ответила, улыбаясь, певица. — Старые песни ты слышал, а новые… Не всякий их поймет и не каждому они понравятся!
— Вот и спой мне такую песню, которая не каждому понравится, — усмехнулся шофер. И, оглядев лица присутствующих, добавил:
— Мне кажется, здесь никто против этого не возразит?
Глаза бродячей певицы заблестели. Слабый румянец покрыл ее смуглые щеки. Чуть касаясь струн, она запела низким, звучным голосом:
У окон небоскребов
Голубка летала…
Грудью билась и стекло,
Только перья напрасно ломала…
Раскаленный от зноя бетон
Адским пламенем дышит,
И никто воркованья голубки
Как будто не слышит.
Может, где свить гнездо
Ты, бедняжка голубка,
Не знаешь?
Так напрасно тогда
Над Нью-Йорком упорно летаешь!
В небоскребах дельцов,
Богачей — воротил Уолл-Стрита
Для тебя крепко окна и двери,
Голубка, закрыты.
Облети ж ты дворцы
Уолл-Стрита подальше, сторонкой…
В бедной хижине ждет
С нетерпеньем тебя мать ребенка…
Там найдешь ты приют,
Там желанною гостьею будешь
И о грохоте бомб,
Может быть, ты тогда позабудешь.
— Не найти мне покоя нигде, —
Так ответно голубка
Воркует…
Капли крови на перьев моих белизне…
Мое сердце тоскует…
Эта кровь жжет огнем —
Кровь невинных малюток
Кореи…
Буду биться крылом
Я и ночью и днем
В окна черных
Злодеев!
В строгом молчании, опустив головы, люди слушали певицу. Глаза шофера были устремлены куда-то далеко… Он весь отдался песне и, когда Люси умолкла, он даже вздрогнул.