Американский бизнесмен прошипел:
— Десять тысяч долларов!
Вот как резко подскочила цена. Браток с бритыми волосами рявкнул:
— Пятнадцать век свободы не видать!
Англичанин во фраке выдал:
— Двадцать тысяч!
Немец в цилиндре и с гаванской сигарой в зубах пробасил:
— Двадцать пять тысяч!
Араб в чалме прошипел:
— Тридцать!
Снова наступила пауза. Для одной ночи с девственницей сумма приличная. Тем более, с трудом верилось, что такая рослая и фигуристая девица и в самом деле невинная. Скорее всего, это какое мошенничество. Но ведь опытная женщина способна принести в постели куда больше удовольствия, чем какая-то малолетка.
Но самое главное, все хотели, чтобы девушку скорее обнажили. Вот с нее сняли следующее покрывало. Открылся выразительный, идеальной формы носик, мужественный подбородок, гладкие и румяные щеки, часть сильной и вместе с тем изящной шеи. Сидящие на аукционе видели много красивых женщин. Но это была не просто красавица, а красавица-амазонка. И от нее трудно отвести взгляд.
Она сильная женщина, и физическая, а главное эротическая сила неизмеримы.
— Пятьдесят тысяч! — Произнес американец.
— Шестьдесят! — Выдал немец.
Англичанин во фраке выдал:
— Семьдесят!
Араб поколебался, сверкнул четками, тряхнул цепью с изумрудами и рыкнул:
— Сто!
Тут бритоголовый браток жестко вякнул:
— Сто двадцать, чтоб мене опять в зону топать…
Снова пауза… Суммы и впрямь уже стали приличными. Особенно если учесть, что торг идет о всего одной ночи. За сто двадцать баксов можно и шлюху снять. А тут плати за одну словно за тысячу. Да и пока у Фарай видна только голова.
Но вот девчата, шлепая голыми, загорелыми ножками спускают еще одно покрывало обнажая плечи и руки Фарай.
А что она сильная, плечистая, руки мускулистые, словно у чемпионки по фитнесу. И снова загорелся ажиотаж.
Чернокожий принц осторожно произнес:
— Сто пятьдесят…
Лысый браток хотел что-то добавить, но его ткнул под бок накаченный напарник. Мол, нельзя разорять общак из-за каприза.
Американец, жестко вставил:
— Сто восемьдесят!
Уже другой араб, в зеленой, украшенной крупным изумрудами чалме, рыкнул:
— Двести тысяч!
Несколько робко практичный немец (стоит ли такие деньги одной ночи с красавицей) промямлил:
— Двести десять тысяч!
Араб с изумрудами рявкнул:
— Двести пятьдесят тысяч!
И снова пауза. Цены росли, и ажиотаж тоже поднимался. Хотя учитывая публику, то тут еще не разорительные суммы. В конце концов, и за жеребцов, и за картины Ван Гога куда больше выкладывают.
Девушка сняли еще одно покрывало. Обнажили пупок, и живот Фарай Гродис.
Пресс у девушки очень рельефный, талия узкая, и уже виден соблазнительный изгиб бедер. Фарай улыбнулась, и это развеселило публику.
Уже другой американец, седой и в темных очках выдал:
— Триста тысяч!
Араб с изумрудами в чалме не уступал:
— Триста пятьдесят!
Американец жестко рыкнул:
— Четыреста!
Араб тряхнул четка, и прошипел:
— Четыреста пятьдесят!
Американец показал кольцо с крупным, словно грецкий орех бриллиантом выдал:
— Пятьсот!
Араб, упрямо не желая уступать, просипел:
— Шестьсот!
Чернокожий принц неожиданно вступил в торг:
— Семьсот тысяч!
И тут маленький японец выдал:
— Хорошая, большая баба — восемь сот!
Американец, чувствуя досаду, что японцы опять хотят заткнуть янки за пояс, просипел:
— Девятьсот!
Маленький японец, недолго думая, пискнул:
— Большая баба… Даю миллион!
Снова наступила пауза. Сумма конечно для все одной ночи с женщиной, конечно же, колоссальная. Но разумеется те кто собрался тут могли такое позволить. С другой стороны платили же куда больше за мазню Ван Гога.
А ведь перед ними не возня, а совершенная девушка из будущего. То уникальное чего не найти на земли. И ради этого видимо стоило расстаться с одним из своих неисчислимых миллионов.
Но публика хочет дальнейшего обнажения. И девушки скидывают с Фарай последнее покрывало, открывая ноги и бедра. Теперь только трусики и лифчик, а также закрытые туфельки остались на гостье из будущего.