Если Афанасию трудно, то Кукше и подавно. Он с отчаянием думает, что ему, например, никогда не постичь удивительного христианского учения. Он спрашивает:
— А Христос поможет мне вернуться на родину, когда я приму святое крещение?
— Как ты, однако, привязан к родной земле! — удивляется Афанасий. — Впрочем, оно и понятно, здесь ты несчастный раб, отверженное существо, не мудрено, что ты стремишься сердцем туда, где тебе жилось лучше.
Помолчав, Афанасий спрашивает:
— Скажи, а если ты станешь свободным гражданином Византийской империи, неужто ты по-прежнему будешь рваться из этой благословенной страны на свою засыпанную снегами родину?
Кукша в затруднении, он не знает, что отвечать. Ведь ему неизвестно, что значит быть свободным гражданином Византийской империи.
— Через несколько месяцев, я думаю, это станет тебе известно, — задумчиво говорит Афанасий. — Недаром господь послал тебе Андрея Блаженного.
Видя недоумевающий взгляд Кукши, Афанасий словно спохватывается:
— Больше я тебе пока ничего не скажу, я и так сегодня наговорил слишком много.
Глава пятнадцатая
СНОВА РЯБОЙ
Для домочадцев Афанасия Кукша — новый раб, купленный Афанасием для личных услуг. Кукше не надо больше притворяться немым, он должен лишь скрывать, что живет в Царьграде уже давно. Сицилийские сарацины, у которых купил его Афанасий, привезли его только что, а по-гречески он выучился еще в Сицилии.
Перемена в жизни Кукши столь разительна, что иногда ему не верится, что это явь, а не сон. Он содрогается при воспоминании о своей недавней жизни. Афанасий даже обронил, что Кукша через несколько месяцев станет свободным. Неужто это возможно? А может, Кукше просто послышалось? Ему этого не проверить — у него нет привычки переспрашивать.
Благодарный Кукша изо всех сил старается, чтобы от него в доме был прок: колет дрова для очага, раздувает угли в жаровнях, рубит мясо, метет полы и лестницы.
Слуги, видя его усердие, беззастенчиво сваливают на него свои обязанности, но ему это нисколько не в тягость.
Афанасий запретил поручать Кукше какие-нибудь дела вне дома. Он объяснил свое запрещение боязнью, как бы Кукша не заблудился. Однажды в отсутствие Афанасия повар велел Кукше сбегать в зеленную лавку — понадобилось несколько пучков сушеных пахучих трав. Он напутствовал Кукшу:
— Не бойся, заблудиться тут негде. Выйдешь из ворот, поверни направо и так иди все прямо, никуда не сворачивай. В конце улицы будет торговая площадь. Там глянешь опять направо и сразу увидишь зеленную. Назовешь своих господ и скажешь, что я тебя прислал. Возьми что надо — и назад. Главное, не зевай по сторонам и ни с кем не болтай.
Кукша давно уже носа не высовывал за ворота, и для него стало привычным уютное чувство безопасности. И вот он снова на улице. Она ему хорошо знакома, как и большинство улиц и площадей Царьграда. Знает он и зеленную лавку — когда-то он подбирал возле нее гнилые плоды. На той самой торговой площади, куда он сейчас идет, его выследил Рябой, когда Кукша подобрал упавшую жареную рыбу. Кукша идет торопливо, пугливо озирается, во всех мужчинах большого роста ему чудится Рябой.
Выйдя на торг, он поворачивает к зеленной лавке и натыкается на Рябого. Мгновение Кукша стоит в замешательстве, соображая, в какую сторону лучше бежать. Этого достаточно, чтобы Рябой железной хваткой вцепился в него. На лице Рябого злобное торжество. Отстранив Кукшу на расстояние вытянутых рук и склоняя голову то направо, то налево, Рябой разглядывает его.
— Ты, я вижу, принарядился, — насмешливо говорит Рябой, — прямо жених! — И добавляет примирительно: — Петр все спрашивает, куда, мол, девался Немой? А я не знаю, что и отвечать. В темнице, думаю, бедняга, а может, торговцы убили сердечного. А ты, слава богу, жив, здоров и на воле! Ну, рассказывай, куда ты запропастился?
Кукша не отвечает, и Рябой начинает сердиться:
— Что? Сорвал хороший куш и решил жить сам по себе, а Рябого побоку?
Кукша продолжает молчать, и Рябой разражается упреками:
— Кто тебя подобрал, когда ты подыхал с голоду? Кто тебя кормил? Кто ремеслу выучил? Кто? Ну, отвечай же, неблагодарная тварь!
Невесть почему Кукше вдруг приходит в голову изобразить немого. Глядя прямо в глаза Рябому, он корчит дурацкую рожу и нечленораздельно мычит.
— Ах ты, скифский пес! — шипит Рябой и так сжимает Кукшины плечи, что, кажется, вот-вот захрустят кости. — А ну, пойдем в сторонку, потолкуем!