С тяжёлым сердцем возвращался я домой. И радости, что я сдал первый в своей жизни экзамен, не было.
В тот день я больше Яву не видел. И не знаю, как встретили у него дома эту грустную новость. Да, уж конечно, пирогов не пекли и патефон не заводили... Знаю только, что на следующий день на родительское собрание Явина мама не пришла. Ей, наверное, было очень стыдно.
Кстати, за экзаменационный диктант я получил не тройку, а четверку.
Меня даже в жар бросило, когда я узнал об этом.
Годовую мне, конечно, вывели тройку, но всё равно получить на экзамене четвёрку было... ну, как... ну, как выиграть, например, в денежно-вещевую лотерею автомобиль "Москвич". Я даже не мечтал!
Это, наверное, с перепугу, от нервного напряжения.
Когда прошло первое удивление, я сразу подумал: "Яве, наверно, будет неприятно, когда узнает". И стало мне досадно, будто я поступил не по-товарищески. Да разве я хотел!..
Грустно было. Хотя лично у меня, казалось бы, все основания были для радости: и экзамен я сдал, и в шестой класс перешёл, и в Киев послезавтра еду, в гости к дяде своему, на целый месяц.
Я так мечтал поехать в Киев вместе с Явой, пойти с ним в Исторический музей и посмотреть там и казацкое оружие, и личные вещи Ковпака, Руднева, Кузнецова и других героев... И вообще всё осмотреть. Разве во время той двухдневной экскурсии мы могли успеть что-нибудь? А целый месяц в Киеве - это же здорово! Я уж и с отцом договорился, и дядя не возражал против Явы. А теперь... Разве пустит теперь мама Яву в Киев! Вряд ли. А может... Надо всё-таки попробовать.
Я пошёл к Яве.
Он сидел на завалинке и чистил в деревянное корыто картошку и свёклу для свиньи Манюни. Это была препротивная работа, которой Ява всегда избегал. А теперь он, по-стариковски сгорбившись, покорно резал тупым ножом бугристые картофелины и свёклу с крысиными хвостами. И лицо у него было такое... такое было лицо...
Ява молча кивнул мне, продолжая резать свёклу.
- Ява, - дрожащим голосом сказал я. - Ну чего ты, Ява?
- А что? Ничего, - тихо сказал он, не поднимая головы. Я не знал, что говорить дальше. Я стоял и молчал. Он тоже молчал. Потом, всё так же не глядя на меня, вдруг спросил:
- Едешь в Киев?
- Послезавтра. А ты?
- А я... - криво улыбнулся он. - В Париж. А потом в Рио-де-Жанейро.
...Зря я спросил - конечно же, он никуда не едет. Никуда он не едет, бедный Ява. А люди едут. Вон Карафолька сегодня утром в пионерлагерь поехал, к морю. Никогда мы с Явой не были на море. Только в кино видели. А как нам хотелось к морю!.. Синие дали, белые корабли, чайки стонут над волнами, реют альбатросы, в дымке мигает огонь маяка... Курс норд-ост!" - кричит капитан...
Море...
В прошлом году мы дважды пробовали бежать к морю. И дважды нас ловили на станции.
Карафолька же никуда не бежал, а важно поехал в плацкартном вагоне. У открытого окна. Ещё и мороженое пломбир по девятнадцать копеек на перроне, чертяка, ел. Я сам видел...
- Так послезавтра, говоришь, - вздохнул Ява. - Ну что же. Приедешь расскажешь.
И такая покорность неумолимой судьбе звучала в этих словах. Неужели это он, мой храбрый и мужественный друг Ява!
Эх, что сделали с человеком! И с каким человеком!
Да знаете вы, как он играет в цурки-палки, как бьёт пенальти, как прыгает вниз головой с самой верхушки старой вербы в реку! (А ну, пусть прыгнут так ваши отличники, пусть попробуют!)
Эх, люди! Ничего вы не понимаете! Из хаты вышел дед Варава. Не глядя на нас, направился к колодцу, который был у них возле перелаза. И только дед загремел цепью, спуская вниз ведро, как с улицы подошёл к колодцу... Кныш.
- День добрый, диду, - вежливо поздоровался, стал и на нас искоса посматривает. И вдруг говорит: - Я слыхал, у вас неприятность, можно сказать, большая. Хлопчик вашенький на экзаменах в школе провалился. Один на всё село. Ай-яй-яй!
Дед нахмурился и молчит. А Кныш своё:
- Ну и бюрократы в той школе. Да как и везде теперь. Жалко им было, чтоб хлопец перешёл в шестой класс. И это, должно быть, нарочно. Знают, что мама депутат, так чтоб насолить. И вообще только здоровье отнимают у детей в той школе. И кому это нужно... Один, знаете, выучился на инженера и без штанов ходит, а другой расписаться не умеет, а имеет и хлеб, и даже с маслом... так что...
Дед как раз вытянул ведро.
- Извиняюсь, некогда мне, - сказал он и, не взглянув даже на Кныша, пошёл в хату.
Кныш скривился и пошёл прочь. Как жаль, что нам не до него, что у нас переэкзаменовка, что не можем мы сейчас вывести его на чистую воду. Но берегись! Мы ещё доберёмся до тебя, Кныш! Мы всё раскроем!
ГЛАВА V. КАК ЯВА СТАЛ РОБИНЗОНОМ КУКУРУЗО.
Я поехал в Киев.
Ну, что вам сказать? Этот месяц, ясное дело, был очень интересный Побывал я, конечно, прежде всего в Историческом музее. Был я там с дядей своим, который много рассказывал мне об истории нашей Украины, об истории Киева. Целый день бродили мы по залам музея И вообще побывал я в Киеве везде, где только можно было. Даже катался по Днепру на "Ракете", что на подводных крыльях.
Очень я скучал по Яве этот месяц. Всё время вспоминал Яву и жалел, что его нет рядом со мной Что бы я ни увидел, всегда думал "Вот это б Яве понравилось! Вот бы Ява обрадовался, если б увидел!"
Я даже написал ему из Киева письмо, но он не ответил. Может, боялся, что ошибок наделает. Кто его знает. Гордый он, Ява
И вот я возвратился домой. Только с мамой, с папой поздоровался и - к Яве. В кармане электрический фонарик лежит, "динамический" (рукой нажимаешь, в середине что-то визжит и крутится и загорается лампочка - никаких батареек не нужно). Это подарок Яве из Киева
Иду я, а у самого сердце стучит, словно колёса поезда, - ту-тук, ту-тук, ту-тук. Волнуюсь. Целый месяц же не виделись Подхожу смотрю, а он как сидел перед моим отъездом на завалинке над корытом, так и сидит и картошку чистит. Кино прямо! Будто он целый месяц с завалинки не вставал.
Кашлянул я, он голову поднял, меня увидел Бросились мы друг к другу. Вот радость!
- Ну! Здоров! - хлопаю я его по спине.
- Здоров! Ну! - толкает он меня в плечо. Не целоваться же нам. Вытащил я из кармана фонарик.