Но Ява не даёт:
- Нет, нет, не подглядывай. Ты на память.
- На память у меня не получается.
Раскрываем учебник и снова читаем. Пока читаем - всё в голове. Закроем - как ветром выдуло.
- Вот заноза! - сердится Ява. - Каких-то пять букв - и никак не запомнишь. Когда пишется "шик", легко - во всех остальных случаях, хотя таких случаев миллион. А тут всего пять буквочек, после которых "чик", - и хоть ты тресни... Слушай, знаешь что - давай придумаем на эти пять букв слово. Слово большое - его сразу видно, а буквочки, как букашки, маленькие, разве их запомнишь.
Мне эта идея понравилась, и мы начинаем сочинять слово.
- "Же-ле-зо", - говорит Ява.
Прекрасное слово, но "л" мешает (никому оно не нужно), и нету "д", "т", "с" - большей половины букв.
- "Ди-вер-сант", - говорю я.
- Замечательное слово, ещё лучше, чем "железо", но куда ты денешь "в", "р", "н", и как ты вместо них вставишь "ж" и "з"?
Мучились мы долго. Какие только слова не брали! И "дот" и "динамит", и "желток", и "зонтик", и даже "дизентерия". Все они были неподходящие.
- "Же-же... жест"... - задумчиво тяну я.
- А зэ и дэ куда прикажешь всунуть?
- "До-о-лжность", - бормочет Ява.
- Зэ нету в твоей "должности". И лы здесь, и ны. Не проходит такая "должность".
- А ну её в болото! - сердится Ява.
- "Бо-ло-то", - бормочу я. - Тьфу! Так и с ума сойти можно!
- Слушай, - раздражённо говорит Ява, - а кто сказал, что обязательно нужно только одно слово? А если два коротеньких? А ну, какие там буквы?.. Дэ, тэ, зэ, сэ, жэ... Значит, так... Дэ, тэ... дэ, тэ... Ну, так о чем разговор? Дэ,, тэ - это "дети". Ясно. Дальше что там? Зэ, сэ, жэ... сэ... сэ... жэ. "Са... жа"... "Са-жа"... "Дети", "сажа"... Остается зэ... зэ... за... "Дети за сажей". Всё... Готово.
- Что - готово? Ерунда какая-то! "Дети за сажей"... Никакого смысла!
- А какого тебе ещё смысла? Что ты - стихи сочиняешь, что ли? Тебе правило надо запомнить. Чтоб знать, что после чего пишется. А он - смысл, смысл!.. "Дети за сажей". Я, например, уже запомнил. "Дети за сажей" - "чик", всё остальное - "щик". Здорово! Почти как стихи. - А вообще ничего, запомнить можно, - согласился я.
- Не "ничего", а просто здорово! - радовался Ява. - Вот если бы на все правила такое попридумывать! Сразу отличниками можно стать. Ну мы и молодцы! Гении!
Никогда мы не шли на диктант в таком весёлом настроении. Пели:
"Нам не страшен серый волк..."
- Чего это вы распелись? Наверное, забыли, что сегодня контрольная? - спросила нас возле школы Ганя Гребенюк, наша одноклассница.
- Ничего мы, Гребенючка, не забыли, - ответили мы. И снова запели: - "Нам не страшен серый волк..."
Когда мы вошли в класс, то заметили, что все очень волнуются. Особенно наш первый отличник Стёпа Карафолька. Он сидел за партой белый как сметана и дрожал.
Лучше сроду не получать пятёрок, чем так портить здоровье.
В класс вошла Галина Сидоровна.
Все положили перед собой чистые листы бумаги, взяли ручки и вытянули шеи, как гусаки, - приготовились.
Галина Сидоровна начала диктовать:
- "Старый извозчик привёз в штаб белогвардейского перебежчика". Я вмиг представил себе старого извозчика, похожего на деда Саливона, такого же добродушно-лукавого и беззубого, который везёт на пролётке в штаб растерянного, похожего на Карафольку, белогвардейского перебежчика.
"Хороший диктант, - подумал я, - очень даже лёгкий и понятный".
- "Старый... извозчик..." - чётко, по словам, диктовала Галина Сидоровна, прохаживаясь между партами.
Высунув язык и склонив голову набок, мы старательно скрипели перьями.
- "...извозчик..."
Я на секунду замер.
"О! "Дети за сажей"... точно! Так что же после этих "детей"? "Чик" или "щик"? "Чик" или "щик"?" Этого я не помнил, хоть убей. Слышалось "щик", безусловное, стопроцентное "щик", а не "чик". - "...привёз... в штаб..." - продолжала диктовать Галина Сидоровна.
Больше думать было некогда, и я аккуратно вывел: "извощик".
"Перебежчика" я за компанию (раз уж они ехали на одной пролётке) тоже написал через "щ"...
- Ну как? - спросил меня Ява после диктанта.
- Порядок, - уверенно сказал я. - А у тебя?
- Будь здоров! - подмигнул Ява.
Мы чувствовали себя именинниками.
На следующий день Галина Сидоровна вернула диктанты.
- Гребенюк - четыре, - называла она отметки. - Карафолька - пять. Ну, а Завгородний (это я то есть) - три с минусом. Рень (это Ява) - два!
Нас будто кто мокрой тряпкой по шее шлёпнул.
- Допелись! - хмыкнула Гребенючка.
Я показал ей кулак.
- А с тобой, Рень, я просто не знаю, что делать, - вздохнула Галина Сидоровна. - Через две недели экзамен, а ты ровно ничего не знаешь. Ведь суффиксы - это материал первой четверти.
Мы возвращались из школы мрачные и молчаливые. Вот тебе и "дети за сажей"! Мне было неудобно перед Явой за свою тройку с минусом. Словно я провинился перед ним. Вместе же учили, вместе придумывали этих дурацких "детей". А какие-то пол-отметки - и уже нет единства. Эх!
Лучше бы и я получил двойку!
- Хочешь, я пойду и скажу, чтоб она и мне поставила двойку? Что это нечестно, что мы одинаково знаем.
- Вот ненормальный! Думаешь, я переживаю? Двойка! Плевать! Мне вообще почему-то всегда больше везло на диктантах, чем Яве. То ли он был такой невнимательный, то ли ещё что-то, диктанты для него всегда кончались плохо. Устно он ещё мог иногда ответить грамматику на тройку, а пару раз бывало, что и на четвёрку. А в диктантах - двойка за двойкой. И я знал, что Ява очень переживает свои неудачи.
Но он был гордый,
- Может, засядем за повторение? - несмело предлагаю я.
- Засаживайся, если тебе нужно, - не глядя на меня, говорит Ява, - а мне оно ни к чему.
- Да оно же знаешь как!.. Всё-таки экзамен, - осторожно начинаю я. - А что, если и на экзамене двойка! Могут же не перевести.
- Что-о?.. Эх, ты! Ничего ты не понимаешь... Думаешь, это так легко! У них же свой план по пятёркам и даже по тройкам. А за каждую двойку знаешь какие неприятности! От них же знаешь как требуют эти самые... как его... инстанции. Я слышал, Галина Сидоровна моей маме жаловалась. Так что не бойся - тройку как-нибудь поставят. К тому же моя мама депутат. Это тоже что-нибудь да значит.